Издательство «Центрполиграф» выпустило «Воспоминания» знаменитой балерины . Несмотря на то, что эта книга мемуаров писалась совместно с ее мужем Великим Князем Андреем Владимировичем, в ней Матильда Феликсовна довольно откровенно рассказывает о своем романе с Наследником, будущим императором , отношениях с Великим Князем Сергеем Михайловичем и другими поклонниками, многие из которых предлагали звезде сцены не только свою любовь, но и брачный союз. публикует выдержки из этих мемуаров.
Четырнадцатилетней девочкой я кокетничала с молодым англичанином Макферсоном. Я им не увлекалась, но мне нравилось кокетничать с молодым и элегантным юношей. В день моего рождения он приехал со своей невестой, это меня задело, и я решила отомстить. Пропустить этот афронт даром я не могла. Выбрав время, когда мы все были вместе и его невеста сидела рядом с ним, я ненароком сказала, что люблю по утрам до кофе ходить за грибами. Он любезно спросил меня, не может ли пойти со мной. Этого мне только и нужно было - значит, клюнуло. Я ответила в присутствии невесты, что если она даст ему разрешение, то я ничего не имею против. Так как это было сказано в присутствии всех гостей, то ей ничего не оставалось, как дать требуемое согласие. На следующее утро мы отправились с Макферсоном в лес за грибами. Он мне тут подарил прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками - подарок вполне подходящий для барышни моего возраста. Грибы мы собирали плохо, и к концу прогулки мне казалось, что он совсем позабыл про свою невесту. После этой лесной прогулки он стал писать мне любовные письма, присылал цветы, но мне это скоро надоело, так как я им не увлекалась. Кончилось это тем, что свадьба его не состоялась. Это был первый грех на моей совести.
(после выпускного спектакля)
Государь сел во главе одного из длинных столов, направо от него сидела воспитанница, которая должна была читать молитву перед ужином, а слева должна была сидеть другая, но он ее отодвинул и обратился ко мне:
А вы садитесь рядом со мною.
Наследнику он указал место рядом и, улыбаясь, сказал нам:
Смотрите только не флиртуйте слишком.
Перед каждым прибором стояла простая белая кружка. Наследник посмотрел на нее и, повернувшись ко мне, спросил:
Вы, наверное, из таких кружек дома не пьете?
Этот простой вопрос, такой пустячный, остался у меня в памяти. Так завязался мой разговор с Наследником. Я не помню, о чем мы говорили, но я сразу влюбилась в Наследника. Как сейчас, вижу его голубые глаза с таким добрым выражением. Я перестала смотреть на него только как на Наследника, я забывала об этом, все было как сон. По поводу этого вечера в Дневнике Государя Императора Николая Второго под датой 23 марта 1890 года было записано: «Поехали на спектакль в Театральное училище. Была небольшая пьеса и балет. Очень хорошо. Ужинали с воспитанниками». Так я узнала через много лет об его впечатлении от нашей первой встречи.
Нас все более влекло друг к другу, и я все чаще стала подумывать о том, чтобы обзавестись собственным уголком. Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают. Но как сказать об этом родителям? Я знала, что причиню им огромное горе, когда скажу, что покидаю родительский дом, и это меня бесконечно мучило, ибо родителей своих, от которых я видала лишь заботу, ласку и любовь, я обожала. Мать, говорила я себе, еще поймет меня как женщина, я даже была в этом уверена, и не ошиблась, но как сказать отцу? Он был воспитан в строгих принципах, и я знала, что наношу ему страшнейший удар, принимая во внимание те обстоятельства, при которых я покидала семью. Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей. Но... я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком...
Я нашла маленький, прелестный особняк на Английском проспекте, № 18, принадлежавший Римскому-Корсакову. Построен он был Великим Князем Константином Николаевичем для балерины Кузнецовой, с которой он жил. Говорили, что Великий Князь боялся покушений и потому в его кабинете первого этажа были железные ставни, а в стену был вделан несгораемый шкаф для драгоценностей и бумаг.
Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами. Я выгравировала на нем две мне особенно дорогие и памятные даты - нашей первой встречи в училище и его первого приезда ко мне: 1890-1892.
Я устроила новоселье, чтобы отпраздновать мой переезд и начало самостоятельной жизни. Все гости принесли мне подарки к новоселью, а Наследник подарил восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки.
После переезда Наследник подарил мне свою фотографию с надписью: «Моей дорогой пани», как он меня всегда называл.
Летом мне хотелось жить в Красном Селе или поблизости от него, чтобы иметь возможность чаще видеть Наследника, который не мог выезжать из лагеря для встреч со мною. Я даже подыскала себе премиленькую дачку на берегу Дудергофского озера, очень удобную во всех отношениях. Наследник не возражал против этого плана, но мне дали понять, что это может вызвать излишние и нежелательные толки, если я так близко поселюсь от Наследника. Тогда я решила нанять дачу в Коерове, это был большой дом, построенный в эпоху Императрицы Екатерины II и имевший довольно оригинальную форму треугольника.
Седьмого апреля 1894 года была объявлена помолвка Наследника Цесаревича с Принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской. Хотя я знала уже давно, что это неизбежно, что рано или поздно Наследник должен будет жениться на какой-либо иностранной принцессе, тем не менее моему горю не было границ.
После своего возвращения из Кобурга Наследник больше ко мне не ездил, но мы продолжали писать друг другу. Последняя моя просьба к нему была позволить писать ему по-прежнему на «ты» и обращаться к нему в случае необходимости. На это письмо Наследник мне ответил замечательно трогательными строками, которые я так хорошо запомнила: «Что бы со мною в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости».
В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда Наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революции и испытаний. Много спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной, оберегать меня и всегда обращаться к нему, когда мне будет нужна его помощь и поддержка.
Трогательным вниманием со стороны Наследника было выраженное им желание, чтобы я осталась жить в том доме, который я нанимала, где он у меня так часто бывал, где мы оба были так счастливы. Он купил и подарил мне этот дом.
Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал. Я не раз ему говорила, что он не сделан ни для царствования, ни для той роли, которую волею судеб он должен будет играть. Но никогда, конечно, я не убеждала его отказаться от Престола. Такая мысль мне и в голову никогда не приходила.
Приближались коронационные торжества, назначенные на май 1896 года. Повсюду шла лихорадочная подготовка. В Императорском театре распределялись роли для предстоящего парадного спектакля в Москве. Обе труппы должны были быть объединены для этого исключительного случая. Хотя Москва располагала своей балетной труппой, но туда командировались в дополнение артисты Петербургской труппы, и я была в их числе. Я должна была там танцевать в обыкновенных спектаклях балет «Пробуждение Флоры». Однако мне не дали роли в парадном спектакле, для которого ставили новый балет, «Жемчужина», на музыку Дриго. Репетиции к этому балету уже начались, главная роль была дана Леньяни, а остальные роли распределены между другими артистками. Таким образом, оказалось, что я не должна была участвовать в парадном спектакле, хотя я уже имела звание балерины и несла ответственный репертуар. Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собою разумеется, не могла. В полном отчаянии я бросилась к Великому Князю Владимиру Александровичу за помощью, так как я не видела никого вокруг себя, к кому могла бы обратиться, а он всегда сердечно ко мне относился. Я чувствовала, что только он один сможет заступиться за меня и поймет, как я незаслуженно и глубоко была оскорблена этим исключением из парадного спектакля. Как и что, собственно, сделал Великий Князь, я не знаю, но результат получился быстрый. Дирекция Императорских театров получила приказ свыше, чтобы я участвовала в парадном спектакле на коронации в Москве. Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия Дирекция своего прежнего решения не переменила бы.
Ко времени получения приказа от Двора балет «Жемчужина» был полностью срепетирован и все роли были распределены. Для того чтобы включить меня в этот балет, Дриго пришлось написать добавочную музыку, а М.И. Петипа поставить для меня специальное па-де-де, в котором я была названа «желтая жемчужина»: так как были уже белые, черные и розовые жемчужины.
В предыдущем сезоне сцена меня не увлекала, я почти не работала и танцевала не так хорошо, как следовало бы, но теперь я решила взять себя в руки и начала усиленно заниматься, чтобы быть в состоянии, если Государь приедет в театр, доставить ему удовольствие своими танцами. В этот сезон, 1896/97 года, Государь и Императрица посещали балет почти каждое воскресенье, но Дирекция устраивала всегда так, чтобы я танцевала по средам, когда Государь не бывал в театре. Сперва я думала, что это происходит случайно, но потом я заметила, что это делается намеренно. Мне это показалось несправедливым и крайне обидным. Так прошло несколько воскресений. Наконец Дирекция дала мне воскресный спектакль; я должна была танцевать «Спящую красавицу». Я была вполне уверена, что Государь будет на моем спектакле, но узнала - а в театре все узнается очень быстро, - что Директор театров уговорил Государя поехать в это воскресенье в Михайловский театр посмотреть французскую пьесу, которую он не видел в предыдущую субботу. Совершенно ясно было для меня, что Директор нарочно сделал все возможное, чтобы помешать Государю видеть меня, и с этой целью уговорил его ехать в другой театр. Тогда я не стерпела и впервые воспользовалась данным мне разрешением Государя непосредственно обращаться к нему. Я написала ему о том, что делается в театре, и добавила, что мне становится совершенно невозможно при таких условиях продолжать служить на Императорской сцене. Письмо было передано лично в руки Государя Великим Князем Сергеем Михайловичем.
В этом сезоне четыре Великих Князя: Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей и Павел Александровичи - оказали мне трогательное внимание и поднесли брошь в форме кольца, усыпанного бриллиантами, с четырьмя крупными сапфирами, а на футляре была прикреплена дощечка с их выгравированными на ней именами.
Летом того же года, когда я жила у себя на даче в Стрельне, Ники через Великого Князя Сергея Михайловича передал мне, что в такой-то день и час он проедет верхом с Императрицею мимо моей дачи, и просил, чтобы я непременно была к этому времени у себя в саду. Я выбрала такое место в саду на скамейке, где меня Ники мог хорошо видеть с дороги, по которой он должен был проезжать. Точно в назначенный день и час Ники проехал с Императрицей мимо моей дачи и, конечно, меня отлично видел. Они проезжали медленно мимо дома, я встала и сделала глубокий поклон и получила ласковый ответ. Этот случай доказал, что Ники вовсе не скрывал своего прошлого отношения ко мне, но, напротив, открыто оказал мне милое внимание в деликатной форме. Я не переставала его любить, и то, что он меня не забывал, было для меня громадным утешением.
Приближалось десятилетие моей службы на Императорской сцене. Обыкновенно артистам давали бенефис за двадцать лет службы или прощальный, когда артист покидал сцену. Я решила просить дать мне бенефис за десять лет службы, но это требовало особого разрешения, и обратилась я с этой просьбою не к Директору Императорских театров, а лично к Министру Императорского Двора барону Фредериксу, милому и симпатичному человеку, который всегда относился ласково и благоволил ко мне. Когда мне был назначен прием у Министра, я особенно тщательно обдумала свой туалет, чтобы произвести на Министра наивыгоднейшее впечатление. Я была молодая и, как в то время писали в газетах, стройная и грациозная. Я выбрала платье шерстяное, светло-серого цвета, которое облегало мою фигуру, и того же цвета треугольную шляпу. Хотя это может показаться дерзким с моей стороны, но я себе понравилась, когда взглянула в зеркало, - довольная собою, я поехала к Министру.
Он меня очень мило встретил и наговорил комплиментов по поводу моего туалета, который ему очень понравился. Мне доставило огромное удовольствие, что он оценил мое платье, и тогда я уже смелее обратилась к нему со своей просьбою. Он сразу любезно согласился доложить о ней Государю, так как вопрос о назначении бенефиса вне общих правил зависел исключительно от Государя. Видя, что Министр не торопится меня отпустить, я сказала ему, что только благодаря ему я делаю хорошо 32 фуэте. Он посмотрел на меня удивленно и вопросительно, недоумевая, чем он может мне в этом помочь. Я ему объяснила, что, для того чтобы делать фуэте не сходя с места, необходимо иметь перед собой ясно видимую точку при каждом повороте, а так как он сидит в самом центре партера, в первом ряду, то даже в полутемном зале на его груди ярко выделяются своим блеском ордена. Мое объяснение очень понравилось Министру, и с очаровательной улыбкой он проводил меня до дверей, еще раз обещав доложить мою просьбу Государю и давая мне понять, что, конечно, отказа не будет. Ушла я от Министра обласканная и очень счастливая. Бенефис я, конечно, получила, и опять это сделал для меня мой незабываемый Ники. Для своего бенефиса я выбрала воскресенье, 13 февраля 1900 года. Мне это число всегда приносило счастье.
Артисты обыкновенно в день своих бенефисов получали из Кабинета Его Величества так называемый Царский подарок, большею частью шаблонную золотую или серебряную вещь, иногда разукрашенную цветными камнями, смотря по разряду подарка, но непременно с Императорским орлом или короною. Мужчины обыкновенно получали золотые часы. Особым изяществом эти подарки не отличались. Я очень опасалась, что получу такое украшение, которое неприятно будет носить, и просила через Великого Князя Сергея Михайловича сделать все возможное, лишь бы меня не наградили подобным подарком. И действительно, в день бенефиса Директор Императорских театров князь Волконский пришел ко мне в уборную и передал мне Царский подарок: прелестную брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине большой сапфир-кабошон. Потом Государь просил Великого Князя Сергея Михайловича мне передать, что эту брошь он выбирал вместе с Императрицей и что змея есть символ мудрости...
Великий Князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив. Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни. Я побежала наверх к себе и быстро переоделась в новое платье. Весь вечер прошел удивительно удачно, и мы много танцевали. С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт...
В течение лета Великий Князь Андрей Владимирович стал все чаще и чаще приезжать на репетиции в Красносельский театр. Наша прекрасная драматическая артистка Мария Александровна Потоцкая, которая была моим большим другом, дразнила меня, говоря: «С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?» Он, правда, был моложе меня на шесть лет. А потом начал все время приезжать ко мне в Стрельну, где мы так чудно и мило проводили время. Вспоминаю те незабываемые вечера, которые я проводила в ожидании его приезда, гуляя по парку при лунном свете. Но иногда он запаздывал и приезжал, когда уже солнце начинало всходить и поля благоухали запахом срезанного сена, что я так любила. Памятен мне день 22 июля, день ангела Великой Княгини Марии Павловны, его матери. На ее именины всегда устраивался в Ропше пикник с музыкой и цыганами. Он не мог рано приехать ко мне в Стрельну, но обещал все же непременно приехать, если только там не засидятся чересчур поздно, возвращаясь к себе обратно в Красное Село. С волнением я ждала его, и, когда он появился, моему счастью не было предела, тем более что у меня не было уверенности, что он сможет ко мне заехать. Ночь была чудесная. Мы долгие часы сидели на балконе, то говоря о чем-то, то слушая пение просыпающихся птиц, то шелест листьев. Мы чувствовали себя как в раю. Эту ночь, этот день мы никогда не забывали, и каждый год мы праздновали нашу годовщину.
По приезде в Париж я почувствовала себя нехорошо, пригласила врача, который, осмотрев меня, заявил, что я в самом первом периоде беременности, около месяца всего, по его определению. С одной стороны, это известие было для меня большой радостью, а с другой стороны, я была в недоумении, как мне следует поступить при моем возвращении в Петербург. Тут я вспомнила про укус обезьянки в Генуе, не отразится ли этот укус на наружности моего ребенка, так как говорили, что сильное впечатление отражается на ребенке. Пробыв несколько дней в Париже, я вернулась домой, предстояло пережить много радостного, но и много тяжелого... Мне, кроме того, предстоял трудный сезон впереди, и я не знала, как я его выдержу в таком состоянии.
Перед Великим постом давали премиленький балет «Ученики г-на Дюпрэ», в двух картинах, в постановке Петипа на музыку . Я танцевала роль Камарго, и в первом действии у меня был очаровательный костюм субретки, а во втором - тюники. Сцена была близка от кресел первого ряда, где сидели Государь с Императрицей и членами Императорской фамилии, и мне пришлось очень тщательно обдумать все мои повороты, чтобы не бросалась в глаза моя изменившаяся фигура, что можно было бы заметить лишь в профиль. Этим спектаклем я закончила сезон. Я не могла уже больше танцевать, шел шестой месяц. Тогда я решила передать мой балет «Баядерка». Я была с ней в самых лучших отношениях, она постоянно бывала у меня в доме, очень веселилась и увлекалась Великим Князем Борисом Владимировичем, который называл ее «ангелом». Со дня ее выхода из училища (1899) публика и балетные критики сразу обратили на нее внимание и оценили ее. Я видела в ней зачатки крупного таланта и предвидела ее блестящее будущее.
У меня родился сын, это было рано утром 18 июня, во втором часу. Я еще долго проболела с высокой температурой, но так как я была сильная и здоровая по натуре, то сравнительно скоро стала поправляться. Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с Великим Князем Сергеем Михайловичем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой Великой Княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживание и тем положить конец неприятным для меня разговорам. Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед Великим Князем Сергеем Михайловичем.
Трудный вопрос стал передо мною, какое имя дать моему сыну. Сперва я хотела назвать его Николаем, но этого я и не могла, да и не имела права сделать по многим причинам. Тогда я решила назвать его Владимиром, в честь отца Андрея, который всегда ко мне так сердечно относился. Я была уверена, что он ничего против этого иметь не будет. Он дал свое согласие. Крестины состоялись в Стрельне, в тесном семейном кругу, 23 июля того же года. Крестными были моя сестра и наш большой друг, полковник , служивший в Лейб-Гвардии Уланском Ее Величества полку. Согласно обычаю, я как мать не присутствовала на крестинах. В этот день Великий Князь Владимир Александрович подарил Вове чудный крест из уральского темно-зеленого камня с платиновой цепочкой. Увы, этот драгоценный подарок остался в моем доме в Петербурге. Летом, когда я уже встала, меня посетил Великий Князь Владимир Александрович. Я была еще очень слаба и приняла его лежа на кушетке и держа своего младенца на руках в пеленках. Великий Князь стал передо мною на колени, трогательно утешал меня, гладил по голове и ласкал меня... Он знал, он чувствовал и понимал, что у меня творится на душе и как мне нелегко. Для меня его посещение было громадной моральной поддержкой, оно дало мне много сил и душевное спокойствие.
В моей домашней жизни я была очень счастлива: у меня был сын, которого я обожала, я любила Андрея, и он меня любил, в них двух была вся моя жизнь. Сергей вел себя бесконечно трогательно, к ребенку относился как к своему и продолжал меня очень баловать. Он всегда был готов меня защитить, так как у него было больше возможностей, нежели у кого бы то ни было, и через него я всегда могла обратиться к Ники.
На Рождество я устроила для Вовы елку и пригласила маленькую внучку Рокфеллера, которая жила в нашей гостинице и часто играла с Вовой, копаясь на берегу моря в песке. Эта маленькая Рокфеллер подарила Вове вязаные туфли. К сожалению, мы ее больше нигде не встретили и потеряли совершенно из виду.
Всю жизнь я любила строить. Конечно, мой дом в Петербурге был самой большой и интересной постройкой в моей жизни, но были и менее значительные. Так, в Стрельне, при даче, я построила прелестный домик для своей электрической станции с квартирой для электротехника и его семьи. В это время в Стрельне нигде не было электричества, даже во дворце, и моя дача была первая, и единственная, с электрическим освещением. Все кругом мне завидовали, некоторые просили уступить им часть тока, но у меня станции едва хватало для себя. Электричество было тогда новинкой и придало много прелести и уюта моей даче. Затем я построила в Стрельне еще один домик, в 1911 году, о котором стоит сказать несколько слов. Мой сын, когда ему было лет двенадцать, часто жаловался, что он меня мало видит дома из-за моих продолжительных репетиций. В утешение я ему обещала, что все вырученные за этот сезон деньги пойдут на постройку ему маленького домика на даче, в саду. Так и было сделано; на заработанные мною деньги я ему построила детский домик с двумя комнатами, салоном и столовой, с посудой, серебром и бельем. Вова был в диком восторге, когда осматривал домик, окруженный деревянным забором с калиткой. Но я заметила, что, обойдя комнаты и весь дом кругом, он был чем-то озабочен, чего-то как будто искал. Потом он спросил меня, где же уборная. Я ему сказала, что дача так близко, что он сможет сбегать туда, но, если ему очень хочется, то я потанцую еще немного, чтоб хватило на постройку уборной. Этот план не осуществился - нагрянула война.
В это время моим милым поклонником был , почти что еще мальчик. Его сестра, красавица Ирина, впоследствии графиня Воронцова-Дашкова, сводила всех с ума. Мое знакомство с Володей Лазаревым, как мы все его называли, было презабавным. Произошло оно на одном маскараде в Малом театре, куда я была приглашена продавать шампанское. У меня в этот вечер был очень красивый туалет: черная атласная обтянутая юбка, лиф - белого шифона, косынкою прикрывавший плечи и талию, большое декольте, а сзади ярко-зеленый громадный бант бабочкой. Это платье было из Парижа, от Берр. На голове - венецианская сетка из искусственных жемчугов, опускавшихся на лоб с прикрепленным сзади пучком белых перьев «паради». Я надела свое изумрудное колье, а на корсаж - огромную бриллиантовую брошь со свисавшими, как дождь, бриллиантовыми нитями и прикрепленным в середине крупным изумрудом и бриллиантом яйцевидной формы; я имела шанс понравиться публике.
На вечере я сперва появилась в черном домино, под маской с густым кружевом, чтобы меня не узнали. Единственно, что было видно сквозь вуаль, - это мои зубы и то, как я улыбалась, а улыбаться я умела. Я выбрала предметом своей интриги именно Володю Лазарева, который меня поразил своим почти детским видом и веселостью. Зная более или менее, кто он такой, я стала возбуждать его любопытство, и, когда увидела, что он действительно заинтригован, я скрылась в толпе и, незаметно выйдя из зала, пошла переодеваться в вечернее платье. Затем я вернулась на бал и прошла прямо к своему столу продавать шампанское, делая вид, что я только что приехала. К моему столу подошел Володя Лазарев, не будучи со мной знаком. Он, конечно, меня не узнал. Но беда была в том, что, когда я была под маскою, он обратил внимание на мои зубы, которые были видны сквозь вуаль, и все повторял: «Какие зубы... какие зубы...» Я, понятно, боялась теперь улыбаться, подавая ему вино, но, как я ни старалась сдерживаться и делать серьезное лицо, я все же улыбнулась, и тут он меня моментально узнал: «Какие зубы!» - крикнул он от радости и расхохотался от души. С тех пор мы стали большими друзьями, вместе веселились, вместе пережили революцию, вместе бежали из России и встретились снова в эмиграции старыми друзьями.
В 1911 году я справляла свой двадцатилетний юбилей службы на Императорской сцене, и мне по этому случаю дали бенефис.
В первом антракте Директор Императорских театров Теляковский передал мне Царский подарок по случаю моего юбилея. Это был бриллиантовый орел продолговатой формы Николаевских времен в платиновой оправе и на такой же цепочке для ношения на шее. На обратной стороне не было видно гнезда от камней, как это обыкновенно делается, а все было сплошь заделано платиновой пластинкой по форме орла, и на ней выгравировано очертание орла и его перьев замечательно тонкой и оригинальной работы. Под орлом висел розовый сапфир, оправленный в бриллианты. Великий Князь Сергей Михайлович пришел также в первом антракте и сказал мне, что Государь говорил ему, что его интересует, надену ли я или нет его подарок на сцену. Я, конечно, после этого его немедленно надела и в нем танцевала па-де-де в «Пахите». Во втором антракте, то есть после «Пахиты», при открытом занавесе происходило чествование меня депутацией от артистов всех Императорских театров, то есть балета, оперы, драмы и Французского театра.
Во всю ширину сцены был установлен длинный стол, на котором были выставлены подарки в совершенно невероятном количестве, а цветочные подношения были расставлены позади стола, образуя целый цветочный сад. Всех подарков я теперь вспомнить, а тем более перечесть не могу, кроме двух-трех наиболее памятных. Кроме Цapского подарка я получила:
От Андрея - дивный бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами по рисунку головного убора, сделанного князем Шервашидзе для моего костюма в балете «Дочь фараона».
Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно - коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки - целая коллекция желтых бриллиантов, начиная от самых маленьких до очень крупных. Это было сделано с целью, чтобы я могла заказать себе вещь по моему вкусу - я заказала у Фаберже «плакку», чтобы носить на голове, что вышло замечательно красиво.
Кроме того, также от публики, бриллиантовые часы в виде шарика, на цепочке из платины и бриллиантов. Так как денег было собрано по подписке больше, нежели эти предметы стоили, то на излишек были докуплены в самую последнюю минуту по мере поступления денег еще золотые чарки, и их накопилось довольно много.
От москвичей я получила «сюрту-де-табль», зеркало в серебряной оправе в стиле Людовика XV с серебряной вазой на ней для цветов. Под вазой были выгравированы фамилии всех лиц, принимавших участие в подарке, и можно было, не подымая вазы, в зеркале прочесть все имена.
Мне кажется, что в этот день я также получила от Ю.Н. Седовой хрустальную сахарницу в серебряной оправе работы Фаберже. Эта сахарница после переворота оставалась в моем доме, в Петербурге, и я ее случайно нашла в Кисловодске в одном магазине серебряных вещей. Она была, по-видимому, выкрадена у меня и продана и так, переходя из рук в руки, докатилась до Кисловодска. Когда я доказала милиции, что это моя вещь, мне ее вернули, и она до сих пор у меня здесь, в Париже.
Вскоре после дня моего рождения, 27 августа, Андрей уехал в Киев присутствовать на больших маневрах, в которых принимал участие полк, чьим шефом он был. В Киев прибыли по этому случаю Председатель Совета Министров П.А. Столыпин, Министр Финансов граф В.Н. Коковцов и значительная часть Свиты Государя. В первые дни происходили маневры в окрестностях города и осмотр исторических мест Киева. На 3 сентября был назначен парадный спектакль в городском театре. С утра были получены тревожные сведения от полиции, что в Киев приехали террористы и есть опасность покушения, если их не удастся вовремя арестовать. Все полицейские поиски были напрасны, и среди охраны Государя усилилось беспокойство. Самым опасным моментом полиция считала проезд Государя из дворца в театр, так как путь был всем известен, но доехали все благополучно. Во втором антракте Государю был подан чай в аванложе. Императрица в театр не приехала, были только старшие Великие Княжны. В этот момент из зрительного зала раздался страшный треск, а потом неистовые крики. Не зная, в чем дело, Государь сказал: «Неужели это провалилась ложа?» - шум и треск были непонятны. Но когда все бросились обратно, то увидели, что очень близко от Царской ложи, в первом ряду партера, стоял во весь свой рост, в белом летнем сюртуке, П.А. Столыпин, придерживая рукой грудь, из которой сквозь его пальцы струилась кровь. Увидя Государя, Столыпин поднял руку, делая жест, чтоб Государь удалился из ложи, и стал его крестить. Столыпина окружили близстоящие люди, чтобы поддержать его, так как он начал быстро слабеть, лицо сделалось мертвенно-бледным, и он упал без чувств на кресло. Дальше, по словам Андрея, трудно было разобрать, что происходило. Все кричали, некоторые куда-то бежали, офицеры с шашками наголо преследовали кого-то и в проходе, почти у выхода из залы, поймали и хотели заколоть.
Выяснилось потом, что в проходе был пойман и сильно избит убийца Столыпина Богров. Это он дал знать полиции о прибытии в Киев террористов, так как ранее служил в полиции осведомителем, был удален и снова принят перед самыми киевскими торжествами. Полиция тщетно искала весь день террориста, не зная, что это он был перед нею. Он просил, чтобы его допустили в театр под тем предлогом, что он знает террористов в лицо и если кто из них проникнет в театр, то он укажет его агентам охраны. Полиция его пропустила как своего агента в театральный зал, где никто на него не обратил внимания, и он совершенно беспрепятственно и спокойно подошел к Столыпину и в упор выстрелил в него и так же спокойно стал удаляться, когда его схватили.
П.А. Столыпина тотчас отвезли в частную клинику, где после осмотра раны доктора выразили опасение, что он не выживет, так как была задета печень. Пять дней боролся Столыпин со своим почти что безнадежным состоянием и 8 (21) сентября скончался.
Весть о покушении на Столыпина дошла до нас в Петербург на следующее утро, и я невольно задумалась над тем, как трагически не везло моему бедному Ники. Его постигал удар за ударом: так рано он потерял своего отца, женился в такие грустные, траурные дни, коронация омрачилась катастрофой на Ходынке, он потерял лучшего своего Министра Иностранных Дел графа Лобанова-Ростовского, умершего вскоре после своего назначения, и вот теперь теряет лучшего своего Министра, который подавил революционную вспышку 1905 года.
Мы тогда не могли и помыслить, что его ожидало в будущем и как ужасно завершится его судьба. Когда вспыхнула революция 1917 года, многие думали, что, будь жив Столыпин, ему, может быть, удалось бы ее остановить.
Любовница дома Романовых
125 лет назад юная балерина Матильда Кшесинская завершила свой первый сезон в Императорском театре в Санкт-Петербурге. Впереди её ждала головокружительная карьера и бурный роман с будущим императором Николаем II , о котором она предельно откровенно рассказала в своих «Воспоминаниях».
В 1890 году впервые на выпускном спектакле балетного училища в Петербурге должна была присутствовать царская семья во главе с Александром III. «Этот экзамен решил мою судьбу», – напишет позже Кшесинская.
Судьбоносный ужин
После спектакля выпускники с волнением наблюдали, как по длинному коридору, ведущему от театральной сцены в репетиционный зал, где их собрали, медленно шли члены царской семьи: Александр III с императрицей Марией Фёдоровной, четыре брата государя с супругами и ещё совсем юный цесаревич Николай Александрович. На удивление всем император громко спросил: «А где же Кшесинская?» Когда смутившуюся воспитанницу подвели к нему, он протянул ей руку и сказал: «Будьте украшением и славою нашего балета».
Семнадцатилетняя Кшесинская была ошеломлена тем, что произошло в репетиционном зале. Но дальнейшие события этого вечера казались ещё более невероятными. После официальной части в училище давали большой праздничный ужин. Александр III занял место за одним из пышно сервированных столов и попросил Кшесинскую сесть рядом с ним. Затем он указал на место рядом с юной балериной своему наследнику и, улыбаясь, сказал: «Смотрите только не флиртуйте слишком».
«Я не помню, о чём мы говорили, но я сразу влюбилась в наследника. Как сейчас, вижу его голубые глаза с таким добрым выражением. Я перестала смотреть на него только как на наследника, я забывала об этом, всё было как сон . Когда я прощалась с наследником, который просидел весь ужин рядом со мною, мы смотрели друг на друга уже не так, как при встрече, в его душу, как и в мою, уже вкралось чувство влечения…»
Позже они ещё несколько раз случайно видели друг друга издалека на улицах Петербурга. Но следующая судьбоносная встреча с Николаем случилась в Красном селе, где по традиции летом проходил лагерный сбор для практической стрельбы и манёвров. Там был построен деревянный театр, где давали спектакли для развлечения офицеров.
Кшесинская, с момента выпускного спектакля мечтавшая ещё раз хотя бы увидеть вблизи Николая, была бесконечно счастлива, когда он пришёл поговорить с ней во время антракта. Однако после сборов наследник должен был на 9 месяцев уехать в кругосветное путешествие.
«После летнего сезона, когда я могла встретиться и говорить с ним, моё чувство заполонило всю мою душу, и я только о нём могла думать. Мне казалось, что хоть он и не влюблён, но всё же чувствует ко мне влечение, и я невольно отдавалась мечтам. Нам ни разу не удавалось поговорить наедине, и я не знала, какое чувство он питает ко мне. Узнала я это уже потом, когда мы стали близки…»
Матильда Кшесинская. Загадки жизни. Документальный фильм
Более подробную и разнообразную информацию о событиях, происходящих в России, на Украине и в других странах нашей прекрасной планеты, можно получить на Интернет-Конференциях , постоянно проводящихся на сайте «Ключи познания» . Все Конференции – открытые и совершенно безплатные . Приглашаем всех просыпающихся и интересующихся…
17.07.2017 - 4:30
Николай II: «Я страстно полюбил (платонически) маленькую К.» Роман императора и Матильды Кшесинской - историческая выдумка.
Сегодня - годовщина расстрела царской семьи. В ночь на 17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге были убиты император Николай II, члены его семьи, а также медик, повар, камердинер и горничная. Споры по поводу событий почти 100-летней давности не утихают до сих пор. А в последнее время дискуссия развернулась и вокруг интимных подробностей жизни Николая II.
В центре внимания общественности оказался роман, который якобы существовал между последним российским императором и знаменитой балериной Матильдой Кшесинской. Однако, как свидетельствуют исторические документы, эта любовная история - не более чем выдумка, поскольку этому нет никаких подтверждений. Даже воспоминания самой танцовщицы говорят об обратном. Так что же было на самом деле? Газета «Известия » опубликовала исследование кандидата исторических наук Петра Мультатули.
Цесаревич Николай Александрович познакомился с балериной М. Кшесинской 23 марта 1890 г. В тот год она заканчивала Императорское театральное училище, и на одном из выпускных спектаклей присутствовал император Александр III с императрицей и наследником. Здесь следует отметить, что император Николай II любил оперу и балет и регулярно их посещал, особенно будучи наследником. Так, 6 февраля 1884 г. цесаревич записал в дневнике: «В половине восьмого поехали в Большой театр, где давалась в первый раз опера Чайковского „Мазепа“. Она мне страшно понравилась. В ней три акта, все одинаково хороши. Актеры и актрисы пели превосходно».
Через две недели 15 февраля в дневнике появилась новая запись: «После завтрака, в половине второго, мы поехали с Папà и Мамà в четырехместных санях в Большой театр. Давали „Дон-Кихот“. Было чрезвычайно смешно. Стуколкин играл роль Дон-Кихота. Танцы были очень красивы». 25 февраля 1888 г.: «Поехали в театр и видели „Евгения Онегина“ с Мравиной. Было отлично!»
В воспоминаниях Кшесинская несколько по-другому описывает знакомство с наследником: «После спектакля всех участников собрали в большом репетиционном зале. <…> Из зала было видно, как из театра вышла Царская семья и медленно двигалась в нашем направлении. Во главе шествия выделялась маститая фигура Императора Александра III, который шел под руку с улыбавшейся Императрицей Марией Федоровной. За ним шел еще совершенно молодой Наследник Цесаревич Николай Александрович. <…>
Войдя в столовую, Государь спросил меня:
А где ваше место за столом?
Ваше Величество, у меня нет своего места за столом, я приходящая ученица, - ответила я.
Государь сел во главе одного из длинных столов и обратился ко мне:
А вы садитесь рядом со мною.
Наследнику он указал место рядом и, улыбаясь, сказал нам:
Смотрите, только не флиртуйте слишком.
Так завязался мой разговор с Наследником. Я не помню, о чем мы говорили, но я сразу влюбилась в Наследника».
В «воспоминаниях», в отличие от «дневников», М. Ф. Кшесинская резко поднимает свою значимость при первой встрече с императором и цесаревичем.
Если, согласно «дневникам», юные танцовщицы, и Кшесинская в том числе, просят у царя разрешения пригласить его за свой стол, то в «воспоминаниях» Александр III ищет среди танцовщиц именно Кшесинскую и сам усаживает ее рядом с собой.
Более того, он также указывает цесаревичу сесть рядом с Кшесинской. Всё это, в том числе и шутливый призыв Александра III к молодым людям «не слишком флиртовать», мало похоже на правду. Следует учитывать, что высокое положение наследника престола, с одной стороны, не позволяло ему вести себя «на равных» с людьми, стоящими ниже его по сословному положению, а с другой, сами люди, не входящие в близкий круг Императорского Дома, не могли фамильярничать с царственной особой, даже говорить с ней более отведенного на это этикетом времени. Кшесинская никак не могла «флиртовать», да еще при императоре и посторонних, с цесаревичем. Александр III это прекрасно знал, а потому подобная фраза представляется нам крайне сомнительной. Скорее всего, это плод фантазии, умышленной или нет, М. Ф. Кшесинской, писавшей свои мемуары в глубокой старости.
Дальнейшие встречи цесаревича с Кшесинской носили эпизодический, случайный характер, в основном во время спектаклей.
Так, 4 июля 1890 г. Кшесинская записывает в своем дневнике: «Я танцевала польку из „Талисмана“. При каждом удобном случае я взглядывала на Наследника. <…> Наследник и Великий Князь Владимир Александрович смотрели на меня в бинокль». 17 июля 1890 г.: «Я пошла в свою уборную. Я еще издали [в окно] увидела тройку Наследника, и необъяснимое чувство охватило меня. Наследник приехал с Великим Князем Александром Михайловичем, подъезжая, он посмотрел наверх, увидел меня и что-то сказал А. М. <…>
Я пришла на сцену в антракте. Наследник был близко меня, он всё время на меня смотрел и улыбался. Я смотрела ему в глаза с волнением, не скрывая улыбки удовольствия и минутного блаженства».
Танцовщица безусловно нравилась наследнику не только артистическим талантом, но и женской привлекательностью. Впервые имя М. Кшесинской встречается в дневниковой записи цесаревича от 17 июля 1890 г.: «Кшесинская 2-я мне положительно очень нравится». 30 июля 1890 г. наследник записал в дневник: «Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно!»
Однако осенью 1890 г. наследник отбыл в большое путешествие на Восток, откуда он вернулся только через год. Перед отъездом цесаревич поделился со своей сестрой великой княжной Ксенией Александровной тайной своего сердца, сообщив, что у него имеется «друг». Не обладавшая умением хранить чужие тайны, Ксения многим рассказывала о ней «по секрету», дополняя рассказы своими домыслами.
После возвращения цесаревича из путешествия его встречи с М. Кшесинской возобновились. Однако их характер виден из дневника цесаревича: «27 июля 1892 г. После спектакля пересел в другую тройку без бубенчиков, вернулся к театру и, забрав с собой М. К., повез сперва кататься и, наконец, в большой лагерь. Ужинали впятером великолепно!»
Конечно, в присутствии пятерых посторонних ничего, кроме дружеского вечера, между наследником и балериной быть не могло.
Часть представителей русского общества того времени, особенно таких как «профессиональная сплетница» генеральша А. В. Богданович или известный издатель А. С. Суворин, строили самые фантастические догадки об отношениях Николая Александровича и М. Ф. Кшесинской, среди которых была уверенность в их интимном характере. Эта версия до сих пор является общепринятой у непрофессионального и малознающего историко-публицистичного сообщества.
Там отдельные дневниковые записи наследника, в которых он описывает общение с «Малечкой», трактуют как доказательства их интимной связи. «Основанием» для подобных выводов служат записи цесаревича, в которых он сообщает, что общение его с Кшесинской переходило за полночь, во время которых они «хорошо поболтали, посмеялись и повозились». Этот последний глагол «повозились» и предъявляют доказательством «интимной» связи. Между тем слова «повозиться», «возиться» встречаются у Николая II в. дневниках довольно часто. Так, например, 31 декабря 1890 г., описывая свою поездку на поезде во время Восточного путешествия, он пишет, что «после кофе опять повозились с несносными продавцами». 18 февраля 1892 г.: «Вернулись к завтраку в Аничков, за которым были: Барятинский, Вердер и Володя Шер[еметев] (деж.). На катке были Ира и Ольга. Очень возились после чая» [выделено нами. - П. М.]. 9 июня 1894 г. о двух маленьких дочерях Виктории Баттенбергской: «Девочки страшно возились в экипаже». Очевидно, что глагол «возиться» в устах Николая II не имел никакого отношения к совокуплению.
Доктор исторических наук, крупнейший специалист по биографии императора Николая II А. Н. Боханов пишет: «Никаких „документальных свидетельств“ интимной близости между Последним Царем и танцовщицей не обнаружено. В личных бумагах Николая II нет никаких указаний на достоверность этой версии.
Из скупых упоминаний в его дневнике, что они „хорошо посидели“ и „повозились“, абсолютно не следует, что они слились в сексуально-любовном экстазе. „Повозились“ - расхожее выражение Николая II, которым он часто пользовался начиная с юных пор. Не сохранилось ни одного любовного послания или даже записки, которые бы Цесаревич посылал балерине».
Из дневниковых записей цесаревича Николая Александровича можно сделать ясный вывод по поводу характера его отношений с М. Ф. Кшесинской.
4 апреля 1892 г. цесаревич писал в своем дневнике, что прошедшей зимой «я сильно влюбился в Ольгу Д.∗, теперь, впрочем, это в прошлом! А с апреля по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К.[шесинскую]. Удивительная вещь наше сердце! Вместе с этим я не перестаю думать об Аликс! Право можно бы заключить после этого, что я очень влюбчив? До известной степени: да; но я должен прибавить, что внутри я строгий судия и до крайности разборчив». Итак, цесаревич сам называет свои отношения с Кшесинской «платоническими», то есть чисто дружескими, не связанными с чувственностью. Конечно, это не отрицает возникшую между молодыми людьми юношескую влюбленность. Однако она была присуща М. Кшесинской в гораздо большей степени, чем наследнику, и никогда не переходила, как это видно из исторических источников, дальше поцелуев.
А. Н. Боханов пишет по этому поводу: «Николай Александрович являлся человеком своего времени и своего круга. У молодого неженатого офицера тогда обязательно должна была быть „дама сердца“, его „Дульцинея“, которой следовало поклоняться. У Престолонаследника таковой стала Матильда.
Николай Александрович действительно увлекся молодой балериной, но никогда не забывал о том, кто Он и кто она, и знал, что дистанция между ними непреодолима».
Дневники и воспоминания М. Ф. Кшесинской являются еще большим доказательством отсутствия интимной связи между ней и цесаревичем Николаем. Так, Кшесинская записывает в своем дневнике 11 марта (год не указан, но из контекста записей можно точно установить, что это - 1892-й): «Цесаревич пил у нас чай, был у нас почти до 1 час. ночи, но эти два часа для меня прошли незаметно. Я все время сидела в углу в тени, мне было неловко: я была не совсем одета, т. е. без корсета да и потом с подвязанным глазом. Мы без умолку болтали, многое вспоминали, но я от счастья почти все перезабыла. Цесаревич сказал, чтобы я ему писала письма, он будет писать тоже, и обещал написать первый. Я, признаюсь, не знала, что это можно, и была чрезвычайно обрадована. Он непременно хотел пройти в спальню, но я его не пустила. Опять приехать к нам он обещал на Пасху, а если удастся, то и раньше».
Заметим, что встреча наследника и М. Кшесинской происходила в присутствии ее сестры Юлии. Это было не случайно. Отец Матильды Ф. И. Кшесинский, узнав, что его дочь собирается жить отдельно и что к ней может приезжать наследник, поставил условие, что с ней будет жить ее сестра Юлия.
14 марта 1892 г., судя по записям в дневнике, наследник в письме к Матильде предложил ей перейти на «ты».
23 марта 1892 г. М. Кшесинская пишет в дневнике об очередной встрече с наследником: «Цесаревич приехал в 12-м час., не снимая пальто, вошел ко мне в комнату, где мы поздоровались и… первый раз поцеловались. <…> Первый раз в жизни я провела такой чудный вечер! Вернее, ночь, Цесаревич был с 11 ½ до 4 ½ утра, и так быстро пролетели для меня эти часы. Мы много говорили. Я и сегодня не пустила Цесаревича в спальню, и он меня ужасно насмешил, когда сказал, что если я боюсь с ним идти туда, то он пойдет один! <…> Цесаревич уехал, когда уже стало рассветать. На прощание мы несколько раз поцеловались».
Однако Николай Александрович не хотел, чтобы его отношения с М. Кшесинской принимали серьезный характер. 29 марта 1892 г. Кшесинская была сильно огорчена, что на спектакле наследник слишком долго смотрит на кого-то в бинокль. Балерина поспешила написать цесаревичу письмо, которое и привела в своем дневнике: «С каждым днем, дорогой Ники, моя любовь к тебе становится сильнее! Как бы я хотела, чтобы Ты так меня полюбил, как люблю я Тебя. Прости, Ники, но я не верю, что Ты меня любишь. Может быть, я ошибаюсь, но вернее нет».
Цесаревич не спешил отвечать Кшесинской. Ответ от него она получила только 4 апреля 1892 г.: «Наконец я дождалась от Ники письма. Такой, право, лентяй! Мог бы на Страстной неделе писать чаще! А я ему три дня кряду письма отсылала».
Николай II, и будучи наследником, и став императором, смотрел балет только до Великого поста. Разглядывание балерин во время поста считалось грехом.
4 февраля 1896 г. он записал в дневнике: «Давали сборный спектакль, где все лучшие балерины, в последний раз перед постом, отличались со свойственным им умением». Видимо, католичку М. Ф. Кшесинскую это обстоятельство не смущало.
В первый день Светлой седмицы цесаревич навестил Кшесинскую и пробыл у нее несколько часов. В тот день Матильда Феликсовна отметила в дневнике: «Ему очень понравилось мое платье. Мне было очень приятно, что Ники обратил на него внимание. Я провела вечер прелестно. Мы много болтали и вспоминали прошлое».
11 апреля 1892 г. Кшесинская отметила в своем дневнике: «Ники был у меня довольно долго, он хотел еще остаться, но боялся, так как он теперь живет с Папà в Зимнем дворце, куда возвращаться очень поздно опасно, там все шпионы». Эта фраза опровергает утверждение Кшесинской, взятое за основу и сценаристами фильма «Матильда», что инициатором сближения цесаревича с балериной был император Александр III.
Если бы это было так, то цесаревичу нечего было бы опасаться «шпионов» Зимнего дворца. Другим доказательством того, что Александр III и Мария Федоровна ничего не знали о встречах цесаревича с Кшесинской, служит запись в ее дневнике, в которой она приводит сказанные ей слова великого князя Александра Михайловича (Сандро): «Сандро сказал, что у него есть средство прекратить окончательно всё между мной и Ники, то есть всё рассказать его родителям. По словам Сандро, если бы родители Ники узнали от кого-нибудь обо всем, то больше всего бы пострадал от того Ники».
Вообще со страниц своих дневников этого периода М. Ф. Кшесинская предстает как совсем еще юная девушка, на момент описываемых событий ей не исполнилось и 20 лет (родилась 19 августа 1872 г.), безусловно, по-женски привлекательная, ревнивая, капризная, легкомысленная, по всей видимости, искренне влюбившаяся в наследника, не желающая его ни с кем делить, в то же время расчетливая, строившая далеко идущие, хотя и несбыточные планы замужества с ним. Несомненно, талантливой танцовщице льстило находиться в мужском обществе высокопоставленных особ и выслушивать их комплименты.
Со стороны наследника мы видим совсем другое отношение к «Панни» или «Малечке», как он называл Кшесинскую. Безусловно, она ему нравилась, ему было с ней интересно, для него это был первый опыт длительного дружеского общения с молодой красивой девушкой. Но всё это вовсе не означало, что цесаревич был от Кшесинской «без ума» или собирался связать с ней свою судьбу.
Все капризы «Малечки» Николай Александрович попросту не замечал. Так, она очень не любила балерину Марию Петипа, дочь великого балетмейстера, и просила наследника с ней не общаться. Однако 26 апреля Кшесинская записывает в свой дневник, что «в третьем антракте Ники пришел с А. [лександром] М. [ихайловичем] на сцену. Я стояла на середине, и он подошел к Марии Петипа, которая стояла ближе, что меня ужасно обозлило! Ведь я так просила никогда с ней не разговаривать, а он, как назло, подошел к ней и говорил с ней довольно долго. Я даже собиралась уже уйти со сцены, но в это время он подошел ко мне, и какой глупый разговор мы вели!»
Известие о предстоящей помолвке цесаревича с принцессой Алисой Гессенской вызвало настоящий взрыв ревности и отчаяния у Кшесинской. В дневнике она приводит свое письмо к наследнику: «Если бы Ты знал, Ники, как я Тебя ревную к А., ведь Ты ее любишь? Но она Тебя, Ники, никогда не будет любить как любит Тебя Твоя маленькая Панни! Целую Тебя горячо и страстно. Вся Твоя».
В начале 1893 г. Кшесинская предприняла отчаянную попытку «преодолеть последний барьер» в отношениях с наследником, то есть подвигнуть его на интимные отношения.
Вот как описывает сама Кшесинская то, что произошло 8 января 1893 г.: «Когда нам пришлось остаться наедине вторично, между нами произошел крайне тяжелый разговор. Этот разговор продолжался более часа. Я готова была разрыдаться, Ники меня поразил. Передо мною сидел не влюбленный в меня, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви. Летом он сам неоднократно в письмах и в разговоре напоминал насчет более близкого знакомства, а теперь вдруг говорил совершенно обратное, что не может быть у меня первым, что это будет его мучить всю жизнь, что, если бы я уже была не невинна, тогда бы он, не задумываясь, со мной сошелся, и много другого говорил он в этот раз.
Но каково мне было это слушать, тем более что я не дура и понимала, что Ники говорил не совсем чистосердечно. Он не может быть первым! Смешно! Разве человек, который действительно любит страстно, станет так говорить? Конечно, нет. <…> В конце концов мне удалось почти убедить Ники, он ответил „пора“, - слово, которое производит необъяснимое действие на меня, когда оно им произносится. Он обещал, что это совершится через неделю, как только он вернется из Берлина. Однако я не успокоилась, я знала, что Ники мог это сказать, чтобы только отвязаться, и когда он уехал (было 4 час.), я была в страшном горе, я была близка к умопомешательству и даже хотела… Нет, нет, не надо здесь этого писать, пусть это будет тайна. Всё же я поставлю на своем, сколько бы мне то трудов ни стоило!»
Однако никакие «труды» Кшесинской более не помогли. Поняв, куда склоняет его всеми силами «милая Панни», цесаревич оборвал с ней отношения.
20 января 1893 г. Кшесинская записала в свой дневник: «Я просила передать Ники (он обедал в Преображенском полку), что я прошу его приехать ко мне после обеда. З. приехал затем в 11 ½ ч. и сказал, что Ники обещал приехать, но я напрасно прождала его до 1 час. Меня ужасно огорчило, что Ники не приехал, он так поступает, как будто вовсе меня не любит. Но еще больнее мне было, когда Юля сказала по уходе Али, что Аля думает, что Ники остался в полку играть в бильярд. Каково ему приятнее играть в бильярд, чем повидать меня!»
8 апреля 1894 г. в Кобурге состоялось обручение наследника цесаревича Николая Александровича с принцессой Алисой Гессенской, после чего, по утверждениям самой же М. Ф. Кшесинской, наследник у нее никогда больше не бывал.
В советскую эпоху имя этой балерины вспоминали в основном в связи с её особняком, с балкона которого произносил речи В. И. Ленин. Но когда-то имя Матильды Кшесинской было хорошо известно публике.
Матильда Кшесинская была потомственной балериной. Отец её – польский танцовщик Феликс Кшесинский – был непревзойдённым исполнителем мазурки. Этот танец очень любил император Николай I, поэтому Ф. Кшесинский и был выписан в Санкт-Петербург из Варшавы. Уже в столице он женился на балерине Юлии Доминской – у них было четверо детей, из которых Матильда была младшей. Родилась она в 1872 году.
Как это нередко бывает с детьми из театральных семей, Матильда познакомилась со сценой уже в четырёхлетнем возрасте – она исполнила маленькую роль русалочки в балете «Конёк-горбунок». Но вскоре у девочки зародился серьёзный интерес к искусству танца, а способности её были очевидны. С восьми лет она начинает посещать в качестве приходящей ученицы Императорское театральное училище, где обучались её старшая сестра Юлия и брат Иосиф. На занятиях Матильда скучала – то, чему там учили, она уже освоила дома. Может быть, девочка и бросила бы балет, но все изменилось, когда она увидела выступление гастролировавшей в России итальянской танцовщицы в балете «Тщетная предосторожность». Искусство этой балерины стала для неё идеалом, к которому хочется стремиться.
Ко времени выпуска Матильда Кшесинская считалась одной из лучших учениц. По сложившейся традиции, трёх лучших выпускниц после концерта представляли императору и его семье, которые непременно посещали это мероприятие. Одной из трёх была Матильда, исполнявшая в тот вечер Лизу из балета « ». Правда, она – из-за своего статуса приходящей ученицы – должна была держаться отдельно, но император Александр III, поражённый её выступлением, попросил представить ему живую, миниатюрную девушку. Юной балерине была оказана невиданная честь – на торжественном ужине она сидела между императором и цесаревичем Николаем, который не забыл эту встречу.
После выпуска Матильда стала артисткой Мариинского театра «Кшесинской – 2» (первой была её сестра Юлия). В течение первого театрального сезона она выступила в двадцати двух балетах и в танцевальных сценах двадцати одной оперы. Правда, её партии были небольшими, но эффектными. Для начинающей балерины такое количество ролей – невероятная удача, и причиной тому был не только её выдающийся талант, но и нежные чувства наследника престола к танцовщице. Этот роман в определённой степени поощряла императорская семья… Конечно, никто не относился к этой истории серьёзно. Но, если мимолётное увлечение балериной отвлечёт внимание цесаревича от Алисы Гессенской, которую император считал не лучшей партией для наследника, то почему бы и нет?
Догадывалась ли об этом Матильда Кшесинская? Вряд ли… Она любила наследника, своего «Ники», и встречалась с ним в доме на Английском проспекте, который для неё приобрёл цесаревич.
Кшесинская была не только фавориткой Романовых, но и первоклассным профессионалом. Если нет мастерства и таланта, даже высочайшая протекция не поможет – всё становится очевидным в свете рампы. Матильда понимала, как не совершенна её танцевальная техника по сравнению с техникой модных в то время итальянских виртуозок. И балерина начинает упорно заниматься со знаменитым итальянским педагогом Энрико Чекетти. Вскоре она уже щеголяла такими же «стальным носком» и искромётными вращениями, как соперницы – итальянки. Первой в России Кшесинская начала исполнять 32 фуэте и делала это блестяще.
Первой главной ролью балерины стала партия Мариетты-Драгониаццы в балете «Калькабрино». Произошло это благодаря счастливому случаю – внезапно заболела итальянская прима Карлотта Брианца, которая должна была исполнять эту роль. Настоящая звезда балетной сцены, она выполняла трюки, прежде доступные только танцовщикам – мужчинам, включая туры в воздухе. Выходя на сцену, Кшесинская понимала, что публика будет сравнивать её с блистательной итальянкой, выискивая малейшие промахи… «Главное – не прыгайте в оркестр», – шутливо напутствовал её перед спектаклем Мариус Петипа.
Выступление, с которым было связано столько волнений, стало триумфом Кшесинской. «Дебют её можно рассматривать как событие в истории нашего балета», – подвела итог театральная газета. Ей вторит французский журнал Le Monde Artiste: «Молодая прима-балерина имеет всё: физическое обаяние, безупречную технику, законченность исполнения и идеальную лёгкость».
Когда Карлотта Брианца покинула Санкт-Петербург, к Матильде Кшесинской перешли её партии, включая принцессу Аврору в балете «Спящая красавица», созданную Мариусом Петипа для этой итальянской гастролёрши. Аврора стала одной из лучших партий русской примы. Однажды после спектакля к ней в артистическую уборную зашёл П. И. Чайковский, выразил ей своё восхищение и высказал намерение написать для неё балет … Увы, не сбылось – композитор умер полгода спустя, а балерина даже не поняла, что беседовала с гением… Она считала Чайковского хорошим «сочинителем балетных партитур». Впоследствии, когда в Париже ей предложили выступить с воспоминаниями на вечере в честь 100-летнего юбилея композитора, она отказалась – ей было нечего рассказать.
В 1896 году Матильда Кшесинская стала прима-балериной Мариинского театра. В её репертуаре были такие партии, как Аспиччия («Дочь Фараона»), Эсмеральда и Пахита в одноимённых балетах, фея Драже в «Щелкунчике», Одетта-Одиллия в « », Лиза в «Тщетной предосторожности». Для Кшесинской возобновил «Баядерку» и другие балеты, технически усложнив её партии.
Матильда обожала танцевать царственную дочь фараона Аспиччию, блистая на сцене техникой и … романовскими бриллиантами. Много личного она находила в партии бедной уличной танцовщицы Эсмеральды, влюблённой в блистательного офицера Феба, обручённого с гордой аристократкой Флёр де Лис…
Матильда Кшесинская занимала особое положение в труппе Мариинского театра. Её называли царицей петербургской сцены. Многие партии балерина считала личной собственностью и никому без её разрешения не позволяла танцевать.
Для неё было поставлено несколько балетов, но шедевров среди них не оказалось. Зритель любил и любит очаровательную «Фею кукол» Й. Байера в постановке братьев Николая и Сергея Легатов. Это был их подарок замечательной Фее – балерине Матильде Кшесинской, перед которой они преклонялись, исполняя партии двух Пьеро. Кшесинская высоко ценила Николая Легата – педагога, с которым занималась долгие годы.
Матильда Кшесинская могла позволить себе то, что запрещалось другим – например, бенефис в честь десятилетия сценической деятельности (обычно балеринам бенефис полагался лишь после двадцати лет службы). Для этого бенефиса Мариус Петипа поставил два балета Александра Глазунова – «Времена года» и «Арлекинада».
Балерина уволилась из Мариинского театра в 1904 году, заключив контракт на разовые выступления. Она была первой партнёршей юного Вацлава Нижинского, танцевала в некоторых балетах («Эвника», «Бабочки», «Эрос»). Но, в целом Кшесинская была сторонницей «старого» академического императорского балета, виртуозной техники и культа примы. «Новый балет» Михаила Фокина её не вдохновлял.
Матильда Кшесинская покинула Россию в 1919 году. В эмиграции она вышла замуж за великого князя Андрея Владимировича Романова. Живя во Франции, она отказывалась от предложений выступать на сцене, несмотря на то, что нуждалась в деньгах. В 1929 году она открыла балетную школу, зарабатывала на жизнь уроками. Среди учениц М. Кшесинской – М. Фонтейн, И. Шовире, Т. Рябушинская (одна из знаменитых «бэби-балерин»).
Последний раз Матильда Кшесинская выступила в 1936 году в Лондоне на сцене театра Ковент-Гарден. Ей было 64 года, но это не помешало успеху: её вызывали восемнадцать раз!
В дальнейшем М. Кшесинская занималась преподавательской деятельностью. Она умерла в 1971 году, за девять месяцев до своего столетия. Балерина написала «Воспоминания», где рассказала, несколько приукрасив события, о своей бурной личной жизни и блистательной карьере петербургской императорской примы.
Имя Матильды Феликсовны Кшесинской золотыми буквами вписано в историю русского балета. О ней созданы художественные и документальные фильмы.
Музыкальные Сезоны
15/08/2017 - 17:39
Осенью этого года на широкие экраны выйдет уже успевший наделать много шума фильм Алексея Учителя «Матильда». В картине рассказывается о любовных отношениях последнего императора России Николая II и известной балерины Матильды Кшесинской. На официальном трейлере - большие золотые буквы - «Главный исторический блокбастер года». Претензий к «главный» и «блокбастер» нет, а вот настолько фильм исторический - большой вопрос.
Личность Николая II - это вовсе не темный лес. Царь и его супруга вели дневники и писали друг другу. Их жизнь была как на ладони. Чтобы узнать, как они жили, узнать их историю любви - достаточно посвятить время на изучение исторических документов.
Доподлинно известно, что по-настоящему любовные отношения у монарха были только с его законной супругой - Александрой Федоровной. Она стала матерью его пятерых детей. С другими женщинами, если и встречался Николай II, то только на официальных мероприятиях.
Так кто же такая Матильда? Матильда Кшесинская родилась в аристократической семье: ее родители работали в балетной труппе Императорского Мариинского театра. Они передали мастерство и своим детям: Матильде, ее сестре Юлии и брату Иосифу. Все они стали известными артистами балета.
Матильда была очень талантлива, её приняли в труппу Мариинского театра, где она выступала 27 лет.
Знакомство с царем у Матильды произошло 20 марта 1890 года, во время спектакля, посвященного выпускному вечеру. По традиции, на этом спектакле присутствовала вся императорская семья. Тогда Александр III протянул ей руку и попросил быть украшением стола. Он усадил юную Матильду рядом с наследником и в шутку попросил не флиртовать.
Однако чувства между Матильдой и Николаем Романовым вспыхнули мгновенно. Она сразу же влюбилась в голубоглазого наследника. Тем не менее, в дневнике самого Николая II нет ни одного слова об этой встрече. Затем они несколько раз встречались. Через полтора года после знакомства, по словам Матильды, встретились наедине.
После помолвки с Алиссой Гессенской (Александрой Федоровной) тайные встречи прекратились. Николай II написал прощальное письмо Матильде, утверждая, что их встречи - это самое лучшее воспоминание молодости. Кшесинская, к слову, тоже довольно быстро завела новый роман, с великим князем Сергеем Михайловичем, внуком Николая I. Впрочем, роман продлился недолго. У Матильды была очень бурная жизнь, она была очень ветрена. Из-за нее происходили дуэли, из-за конфликта с ней уволился директор императорского театра Сергей Волконский.
Несмотря на то, что существуют воспоминания Матильды, есть письма к ней самого Николая II и множество свидетельств людей, которые жили в то время, фильм вызвал большой резонанс ещё до своего выхода. По мнению многих, в числе которых и Наталья Поклонская, такой скандальных проект заведомо сулит высокую прибыль.»Матильда» не консолидирует общество, она его раскалывает.
Нельзя забывать, что Николая II не просто царь, он святой. В этом то и вся загвоздка. Историческое лицо, канонизированное церковью, стало «особо охраняемым объектом», а Учитель посмел посягнуть на то, что принадлежит совсем не ему.
Если вам понравилась эта публикация,
