В советское время имя Зои Воскресенской было известно едва ли не каждому. Ее книги о вожде мирового пролетариата – «Рассказы о Ленине», «Сердце матери» – изучали на уроках литературы, а общий тираж произведений превысил 21 млн экземпляров. О своем прошлом разведчица-нелегал Воскресенская решилась поведать читателям только перед самой смертью…
Зоя Ивановна Воскресенская (по мужу Рыбкина) – известный автор детских книг о В.И. Ленине
Подтянутая, хорошо одетая, строгая, но и доброжелательная, она однажды пришла к нам в «английскую» спецшколу № 1. Говорила о своих книгах и о Володе Ульянове очень просто, без писательского пафоса. Не слишком давила на идеологические пристрастия будущего вождя мирового пролетариата, больше обращая внимание на его человеческие качества, особенно на любовь к матери – Марии Александровне.
Ее выступление понравилось всем: и строгим дочерям маршалов Советского Союза, и сытым сыновьям министров и их замов, и продвинутым детям знаменитых артистов и писателей, и даже ребятишкам из окраинных тогда Сокольников, которыми привилегированно-специальную школу «разбавляли» ради соблюдения какого-то неведомого «процента зачисляемости».
Слегка удивила лишь парочка прощальных фраз, сказанных писательницей на отличном немецком, а затем и на хорошем английском. Ими прославленный автор повестей и рассказов о Ленине призывала нас, изучавших в спецшколе English со второго класса, неустанно совершенствовать свои языковые знания и навыки. И любимая наша учительница Ольга Джорджевна еще долго потом корила ленившихся: смотрите, как прекрасно говорят на иностранных языках люди, никакого отношения к этим языкам никогда не имевшие.
Разведчицу выдал… председатель КГБ
В то время детали биографии Воскресенской были известны лишь узкому кругу посвященных. Наша Ольга Джорджевна, разумеется, в их число не входила.
И только в начале 1990-х председатель КГБ СССР Владимир Крючков непонятно почему взял и рассекретил одну из лучших советских разведчиц. Оказалось, что Зоя Ивановна Воскресенская (по мужу Рыбкина) долгие годы служила в разведке. И конечно, к иностранным языкам имела самое непосредственное отношение.
Зачем Крючков рассекретил ее биографию? На этот вопрос теперь уже вряд ли кто-либо ответит. Возможно, предчувствуя надвигавшиеся перемены, шеф КГБ хотел сделать и для самого ведомства, и для писательницы как лучше: мол, вот какие у нас в госбезопасности талантливые люди! Но время для открытия подобных тайн оказалось не самым лучшим. В начале 1990-х в тогдашних продвинуто-демократических кругах такой факт биографии, как служба в КГБ, считался едва ли не клеймом. Общественное мнение в большинстве своем разделяло оценки демократов.
Какая поднялась шумиха в ту неясную, переломную, взрывную пору по поводу Воскресенской! Пресса смаковала детали: работала в органах, а еще и писала о Ленине, получила за это Госпремию в области литературы, да в придачу к тому отхватила и премию Ленинского комсомола. Ай-ай-ай!
А что ай-ай-ай? Ведь объективно ее книги были хорошие. Чистые, немного наивные, написанные простым, понятным слогом именно для детей. В них, безусловно, не обошлось без воспевания вождя (куда ж без этого в те годы!), но одновременно поднимались и вечные темы русской литературы: любовь к родным, послушание, стремление к лучшему, упорство, трудолюбие и мужество в достижении цели. Истины не коммунистические, а скорее общечеловеческие, библейские.
Да и стиль, которым писали в начале 1990-х хулители, был крикливым, даже убогим, отчасти саморекламным. Так или иначе, но их имена уже забыты, а Воскресенская – снова с нами. Нет, ее романам о Ленине переиздание не грозит. Наверное, теперь она более востребована не как писатель-лауреат, а именно в образе полковника Рыбкиной, получившей гораздо больше боевых наград, нежели литературных премий.
Впрочем, полковник Воскресенская-Рыбкина пережила все нападки с достоинством. И, поняв, что джинна обратно в бутылку уже не загнать, написала биографическую книгу, в которой (разумеется, с определенными купюрами) поведала относительную правду о своей бурной жизни.
В этом здании на Лубянке после революции разместился центральный аппарат ЧК
С железной дороги – на Лубянку
Ее биография разведчицы началась в 14 лет: именно в этом возрасте в 1921 году взяли на работу в ЧК – сначала писарем, потом библиотекарем. В 1929-м она была уже сотрудницей Иностранного отдела ОГПУ или, выражаясь современным языком, службы внешней разведки. Тут ей, 22-летней девушке из Тульской губернии, дочери железнодорожного рабочего, пришлось превратиться в светскую даму. На первых порах в интересах разведки она играла эту роль в провинциальной Риге, а затем и в странах сугубо капиталистических и далеко не прибалтийских.
Воскресенская добывала сведения, была результативна. Однажды, когда ее собирались «брать с поличным» в дорогущем отеле в Осло, сознательно устроила громоподобный скандал. И работники норвежских спецслужб побоялись тревожить богатых постояльцев, сбежавшихся на крики обиженной красавицы. Она же, воспользовавшись замешательством контрразведки, попросту исчезла. Иначе кто бы передал в тот же день агенту множество тоненьких исписанных листочков и шесть зарубежных паспортов? Ведь группе наших нелегалов, застрявших в Скандинавии, в противном случае была бы крышка.
Но скандальности и авантюрности в молодой разведчице не было никакой. Умение ладить с людьми, хорошее знание языков, благоразумная готовность уступить в споре ради достижения чего-то большего постепенно из рядового разведчика-нелегала превратили ее в тонкого и вдумчивого руководителя разведывательной сети.
Только вот со своим непосредственным начальником, резидентом советской разведки в Финляндии Борисом Ярцевым (настоящая фамилия Рыбкин), она долгое время никак не могла сработаться. Что ж, это бывает, когда сходятся две сильные личности. Или одной приходится уступить, или… Впрочем, в данном случае уступили оба.
«Мы спорили по каждому поводу! – вспоминала потом Воскресенская. – Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня». В ответ Центр приказал помочь новому резиденту войти в курс дела, пообещав позже вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось: «Через полгода мы запросили Центр о разрешении пожениться…»
И это был не какой-нибудь фиктивный брак в интересах службы, а самый что ни на есть настоящий. Вместе они прожили счастливо больше 10 лет, до 1947 года, когда полковник Борис Рыбкин погиб в автокатастрофе…
К Сталину, срочно к Сталину!
В Москву Зоя Рыбкина вернулась перед самой войной. Ее «бросили на аналитику», как тогда выражались: она занималась злободневным в тот период германским направлением, заменяя собой на этом участке невидимого фронта чуть ли не все аналитическое управление, которого, увы, можно сказать, как такового и не существовало. Как бы то ни было, любые сообщения о неизбежном нападении Гитлера на СССР стекались со всего мира именно к ней. И именно Зоя Ивановна убедила молодого начальника внешней разведки Павла Фитина добиться приема у Сталина с подготовленным ею же докладом. 17 июня 1941 года, отлично понимая, во что может вылиться этот рискованный шаг, Фитин довольно спокойно для начинающего руководителя доложил Иосифу Виссарионовичу о сообщениях разведчиков и их агентов. А когда вождь усомнился в достоверности информации, Фитин не побоялся подтвердить: источник надежен. Так он отозвался о друзьях Советского Союза, много лет снабжавших Москву ценнейшей разведывательной информацией. Их организацию после Великой Отечественной будут именовать «Красной капеллой». Но в тот момент отчеты Корсиканца, Старшины и других участников «Капеллы» были грозно отметены Сталиным.
Бесспорно случайное совпадение, но «Красная капелла» сыграла потом свою роковую роль в жизни семейства Рыбкиных. Однако об этом позже…
Шведские спички
В начале войны аналитика Рыбкину сгоряча чуть не отправили на занятую немцами железнодорожную станцию. Она должна была устроиться… стрелочницей либо сторожихой на неведомом полустанке и передавать в Центр сведения о передвижении немецких эшелонов. Потом, правда, поспешный приказ отменили.
В итоге Зоя Ивановна взялась за настоящее дело. Первый партизанский отряд, состоявший из сотрудников НКВД, был подготовлен и отправлен за линию фронта в том числе и ее усилиями. А затем новое назначение – в Швецию, к послу Александре Коллонтай . Мужа Бориса – резидентом, Зою – руководителем пресс-службы посольства.
А.М. Коллонтай с 1930 по 1945 год работала послом в Швеции. На фото: прибытие советского посла во дворец. Стокгольм, 30 октября 1930 года
Мы по сей день с гордостью повторяем: посол Советского Союза, первая женщина-посол Александра Коллонтай. В реальности же то, что старая большевичка (Коллонтай являлась членом партии с 1915 года) оказалась в благополучной и на тот момент не очень важной для СССР Швеции, было едва ли не почетной ссылкой. В свое время она отметилась в разгромленной Сталиным «рабочей оппозиции», проповедовала слишком свободные взгляды, и не только на отношения полов… По тем меркам прегрешений за ней числилось предостаточно, но в ГУЛАГ, в отличие от многих своих товарищей, она не попала – ей повезло: с 1930 по 1945 год работала послом…
Человек независимый, своеобразный, еще с дореволюционной поры блестяще знавший Скандинавию – вот кто стал прямой начальницей Зои Рыбкиной, работавшей в Швеции под псевдонимом Ирина. И Зоя Ивановна сумела наладить то, что разведчикам за границей удается нечасто, – взаимопонимание с первым лицом посольства. Она превратила аристократичную Коллонтай в свою верную союзницу.
И этот счастливый, прямо-таки хрестоматийный союз разведки и дипломатии (точнее, дипломатии и разведки) принес нам в нейтральной Швеции небывалые победы. Во-первых, когда в начале Великой Отечественной гнулись не шведы, а мы – удалось удержать Стокгольм от вступления в войну на стороне Германии. А во-вторых, шаг за шагом, постепенно приоткрывая закрытые двери шведских политиков, убедить их, а заодно и финнов, что борьба против СССР не принесет им ничего хорошего. Не впадая в раж, не боясь переоценок, можно сказать, что заключение перемирия между Советским Союзом и Финляндией в 1944-м – это и успех операции, проводимой Коллонтай и Рыбкиной.
И снова «Красная капелла»
Связь с «Красной капеллой» вскоре после нападения Германии на СССР была прервана. Сигналы радиопередатчиков, которые получила антифашистская организация перед самой войной и уже в первые дни боев, не доходили до Москвы. Ведь изначально предполагалось, что Центр будет связываться с Берлином из Смоленска, но этот город очень быстро оказался под немцами.
И Рыбкиным поручили восстановить связь с Берлином, послав туда из Стокгольма верного человека. Таким «верным» им показался шведский инженер и промышленник Эрикссон, чья фирма сотрудничала с Германией. И швед, частенько наведывавшийся в рейх, согласился выполнить просьбу русских друзей и передать в Берлине их приятелю-немцу маленький подарок – галстук и коробочку с запонками. Выполни Эрикссон эту просьбу, может быть, и не сложилась бы судьба «Красной капеллы» столь трагично…
Зоя Воскресенская на встрече с читателями
Но перед самой встречей в Берлине инженер дрогнул, выбросил подарок в помойку. Пришедший к нему на встречу радист так и не получил долгожданного и такого нужного «Красной капелле» для связи миниатюрного оборудования.
Вскоре всех антифашистов, кроме группы, работавшей в Гамбурге, арестовали и казнили. Теперь известно, что в провале виноват немец, добровольно сдавшийся Красной армии и сумевший по заданию наших военных добраться до Берлина. Нарушив приказ, образцовый семьянин поспешил в больницу к рожавшей жене, где и был схвачен гестапо. Он не выдержал пыток, вступил в радиоигру, выдал своих… Так не стало «Красной капеллы».
А тогда, по горячим следам виновным за провал сочли Бориса Рыбкина. Арест, допросы по-бериевски, «как следует». Но признаваться было не в чем… Прошло время, прежде чем Рыбкина отпустили и вернули на старое место работы.
«Ленин бабе не положен»
Зоя Воскресенская не была обижена наградами. После войны на ее груди красовался честно заработанный иконостас орденов. Однако одного ордена, к которому она была представлена, явно не хватало.
Представление на заслуженный ею орден Ленина надолго застряло в верхах. Спустя время выяснилось, кто затормозил награждение. Лаврентий Берия прокомментировал отказ поставить свою подпись под соответствующим приказом очень просто и совершенно безапелляционно: «Ленин бабе не положен».
А в 1953 году, после смерти Сталина и казни Берии, в органах начались чистки. Среди осужденных и попавших на долгие годы во Владимирский централ оказались генерал-лейтенант Павел Судоплатов и его верный зам генерал-майор Наум Эйтингон .
Подполковника Рыбкину неприятные события поначалу обходили стороной. До тех пор, пока на партсобрании она не отказалась публично осудить Судоплатова. И сразу же – приказ об увольнении из органов. До выслуги лет оставалось полтора года, муж погиб в автокатастрофе за границей, на руках – маленький сын и мать. Рыбкина просила дать ей дослужить, на любой должности.
И вот ее, героя войны, резидента разведки, аналитика, отправили на работу в ГУЛАГ. Почти два года она служила «на северах», занимая должность начальника спецчасти лагеря. Подполковник Рыбкина перешла в МВД, носила высокую папаху и вела беседы с заключенными Воркутлага.
А еще приходила им на помощь. Была тогда такая практика: люди, отсидевшие свое, получали новый срок и отправлялись на поселение. Зоя Ивановна помогала заключенным добиться справедливости и вернуться домой. Вроде бы всего лишь соблюдала закон. Но в те времена это тоже было проявлением смелости со стороны попавшей в опалу разведчицы.
Зоя Ивановна Рыбкина вернулась в Москву в 1956-м. В отставку вышла в звании полковника.
«Вы не знаете специфики разведки»
Ее первые литературные опыты были посвящены разведке: чему же еще?! Однако в издательствах ей говорили примерно так: «Написано гладко, а вот специфики разведки вы не знаете». Что она могла на это ответить? Кстати, то же самое говорили и полковнику Рудольфу Абелю (настоящее имя Вильям Фишер ), скрывшемуся под псевдонимом Иван Лебедев и принесшему однажды на суд издателей книгу о разведчиках: дескать, неплохо, но не Абель.
И она принялась писать о Ленине. Это было можно. Среди сотен и тысяч конкурентов, сочинявших на ту же разрешенную тему, выбилась в лучшие. Вступив на литературное поприще, словно начала жизнь с чистого листа, а заканчивала писательскую карьеру лауреатом премий, живым классиком ленинианы.
После того как ее «выдал» Крючков, Зоя Ивановна взялась за книгу о своей жизни. Но на полках магазинов свое последнее произведение она уже не увидела. Ее не стало в январе 1992-го, долгий ее путь завершился на 85-м году жизни. Книга «Теперь я могу сказать правду» вышла в свет в декабре того же года…
Николай Долгополов,
заместитель главного редактора «Российской газеты»
Зо́я Ива́новна Воскресе́нская (по мужу - Ры́бкина ; -) - советская разведчица и детская писательница . Лауреат Государственной премии СССР (). Полковник.
Биография
В 14 лет стала библиотекарем 42-го батальона ВЧК Смоленской губернии , в 1923 году - политруком в колонии малолетних правонарушителей, в 1928 году - перешла на работу в Заднепровский райком РКП(б) Смоленска .
В 1928 году Воскресенская переезжает в Москву и с августа 1929 года начинает работать в Иностранном отделе ОГПУ - во внешней разведке. Член ВКП(б) с 1929 года.
Первая поездка на разведывательную работу - в Харбин , где Зоя Ивановна в течение двух лет успешно выполняла ответственные задания Центра во время острейшей борьбы на КВЖД .
Позже была на разведывательной работе в Латвии , Германии и Австрии .
В Москву вернулась перед самой войной с Финляндией и занялась аналитической работой. Воскресенская-Рыбкина становится одним из основных аналитиков разведки . К ней стекались важные сведения, в том числе от представителей известной «Красной капеллы» - таких, как «Старшина» (Харро Шульце-Бойзен) и «Корсиканец» (Арвид Харнак).
Своим «крестным отцом» в разведке Воскресенская называла Ивана Чичаева .
Семья
- Муж - Владимир Казутин (развод)
- Сын - Владимир Владимирович Казутин (1928)
- Муж - Борис Аркадьевич Рыбкин (1899-1947).
- Сын - Алексей Борисович Рыбкин (1944-2009).
Произведения
- 1962 - «Сквозь ледяную мглу»
- 1963 - «Встреча» (1963)
- 1963-1965 - «Сердце матери»
- 1967 - «Утро»
- 1965-1969 - «Девочка в бурном море»
- 1970 - «Дорогое имя»
- 1972 - «Пароль - „Надежда“»
- 1974-1975 - Собрание сочинений в 3-х т. - М.: Детская литература, 1974-1975. - 300 000 экз.
- 1980 - «Папина вишня» - М.: Детская литература, 1980. - 16 стр. - 2 000 000 экз.
- 1980 - «Консул» роман в двух книгах - М.: Детская литература, 1981. - 600 стр. - 200 000 экз. - 70803-239-В-355-81 М101(03)81
- 1993 - «Теперь я могу сказать правду». - М.: Республика, 1993. - 224 с. - 35000 экз. - ISBN 5-250-02042-9 .
- 1997 - «Под псевдонимом Ирина: записки разведчицы». - М.: Современник, 1997 . - 350 с. - ISBN 5-270-01829-2
Фильмография
Сценарии
- - Сердце матери (с И. М. Донской)
- - Верность матери
- - Надежда
Фильм о З. И. Воскресенской
- - Поединки. Две жизни полковника Рыбкиной (реж. Леонид Белозорович)
Награды и премии
- Государственная премия СССР (1968) - за сценарий и литературную основу фильма «Сердце матери» (1965)
- премия Ленинского комсомола (1980) - за книгу «Надежда»
- орден Отечественной войны I степени (1985)
- медаль «За боевые заслуги» и другие
Напишите отзыв о статье "Воскресенская, Зоя Ивановна"
Примечания
Литература
- Трубина Л. А. Воскресенская Зоя Ивановна // Русские детские писатели ХХ века: Биобиблиографический словарь. - М .: Флинта; Наука, 1997. - С. 106-110 . - ISBN 5-02-011304-2 .
- Зоя Воскресенская, Эдуард Шарапов. Тайна Зои Воскресенской. М., Олма-Пресс, 1998, ISBN 5-87322-877-9 .
Ссылки
- на сайте СВР
Отрывок, характеризующий Воскресенская, Зоя Ивановна
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
О том, что известная писательница Зоя Ивановна Воскресенская является полковником Советской внешней разведки З.И. Рыбкиной, читатели узнали только во времена "перестройки". Написано тогда о ней было немало, но, разумеется, далеко не все... Этот материал посвящен некоторым малоизвестным страницам жизни разведчицы.
НАЧАЛО
Я ПОЗНАКОМИЛСЯ с Зоей Ивановной зимой 1974 года - позвонил ей по телефону и попросил "оказать помощь начинающему литератору". Дверь мне открыла высокая женщина в темном строгом платье с воротничком-стоечкой, отороченным белым кружевом. Темно-русые, заколотые на затылке волосы...Меня усадили на диван. Я робко протянул свое литературное творение - всего несколько страниц. Так началось наше знакомство, длившееся почти десятилетие - до кончины Зои Ивановны. О своей работе во внешней разведке она рассказала мне гораздо позже - когда наши отношения стали едва ли не родственными, и мы даже перешли на "ты".
Зоя Ивановна родилась 28 апреля 1907 года в городе Алексине Тульской области в семье помощника начальника железнодорожной станции.
Уже в четырнадцать лет она стала библиотекарем 42-го батальона ВЧК Смоленской губернии, в 1923 году - политруком в колонии малолетних правонарушителей, в 1928-м - перешла на работу в Заднепровский райком партии Смоленска.
А затем - качественный скачок в ее жизни.
Лето 1930 года. Харбин, центр Маньчжурии, провинции в северо-восточной части Китая на реке Сунгари, притоке Амура. Здесь располагались управление КВЖД - Китайско-Восточной железной дороги, соединявшей Китай с Москвой, другие представительства Советской России.
Жарко. Около Сунгари влажно. Молодая женщина едет на велосипеде популярной тогда марки "ВС-А". Одета в модную, до колен, юбку-плиссе серого цвета. Белая без рукавов кофточка из батиста, на голове легкая соломенная шляпа с узкими полями. Зое 23 года. Работает она заведующей секретно-шифровальным отделом советского нефтяного синдиката, и потому, несмотря на молодость, ее зовут по имени-отчеству. Вот уже год она живет в Харбине...
Когда крутишь педали, хорошо думается. Вспомнился Иван Андреевич Чичаев - начальник отделения в иностранном отделе ОГПУ, где она две недели находилась на стажировке перед выездом в Харбин...
В 1928 году она из Смоленска переехала к первому мужу, который был на партучебе в Москве, а в августе следующего года пригласили на Лубянку. Волнуясь, нашла отдел кадров, а через час была в иностранном отделе. Увидев Ивана Андреевича, почему-то сразу успокоилась. Тот, разливая чай, сказал: "Садись к столу, разведчица", - и улыбнулся. "Как вы меня назвали?" - Разведчицей". "Я же еще девчонка!" - воскликнула она и, смутившись, наклонила голову.
"Что девчонка - это верно". Но профессией твоей стала разведка. Поедешь в Харбин, для работы в нефтяном синдикате - это твое прикрытие".
ЕХАТЬ на велосипеде становится все труднее. Твердый грунт все чаще сменялся укатанным песком. Среди прохожих реже встречаются европейцы, появились рикши. Это пригород Харбина - Фудзидзян, где в основном живет китайское население.
Зоя Ивановна остановилась и спросила у прохожего нужную ей улицу. Садясь на велосипед, поморщилась от боли - правая нога ниже колена была плотно забинтована. Она всего неделю как научилась ездить на велосипеде - ни в Смоленске, ни тем более в Москве ей делать этого не приходилось. А вчера она упала и сильно ободрала правую ногу. Но именно это и поможет ей выполнить задание Центра.
И вот нужная улица. Маленький домик за невысоким палисадником. Проехав мимо, Зоя Ивановна слезла с велосипеда. Огляделась, сняла бинт, оторвав его от засохшей раны. И снова, как вчера, появилась кровь. Щепоткой земли потерла ногу вокруг раны, спрятала бинт и, прихрамывая, направилась к калитке дома. Сделала несколько неуверенных шагов к крыльцу. Навстречу вышла женщина:
Господи! Что с вами?
Упала. Простите, ради Бога, еще не умею как следует ездить.
Проходите. Я принесу теплой воды. Садитесь, садитесь. Зоя Ивановна села и увидела устремленные на нее с противоположной стороны комнаты широко открытые глаза девочки лет четырех. Девочка держала на коленях большую куклу и, не мигая, смотрела на гостью. А та, улыбаясь девочке, спокойно осмотрела комнату, перевела взгляд на свою кровоточащую рану... и похолодела - к засохшему краю раны прилип маленький кусочек нитки от сорванного бинта. Спросила девочку:
Как тебя зовут?
Машенька, какая у тебя красивая кукла! - а в пальцах уже крутила снятый обрывок нитки.
Вошла мать Машеньки с тазиком теплой воды, улыбнулась:
Сейчас я промою вашу рану, а потом...
А потом пили чай, болтали о детях, о жизни в Харбине. Возвращалась Зоя Ивановна уже в сумерках. Не домой, а на конспиративную квартиру. Задание выполнено - установлен контакт с женщиной, муж которой, один из руководящих советских работников в Харбине, месяц назад, бросив семью, бежал в Шанхай, прихватив с собой большую сумму казенных денег.
Затем были частые, по-настоящему дружеские встречи с матерью Маши. Ее рассказ о том, что совершил муж, признание о его нелегальных приездах в Харбин. И, наконец, встреча с ним Зои Ивановны и его согласие явиться с повинной...
МАДАМ ЯРЦЕВА
И НОВЫЙ поворот судьбы. Да какой! С Востока Зою Ивановну перебросили в центр Европы - в Германию и Австрию, затем на север - в Финляндию и Швецию. В Финляндию Зоя Ивановна уехала в качестве заместителя резидента под псевдонимом Ирина и пробыла там с 1935 по 1939 год. Официально она выполняла обязанности руководителя советского представительства "Интурист" в Хельсинки и была известна как мадам Ярцева. В 1936 году в Финляндию резидентом под прикрытием консула приехал Борис Рыбкин. Первоначально у резидента и его зама деловые отношения не складывались. "Мы спорили по каждому поводу! - вспоминала Зоя Ивановна. - Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня". В ответ было приказано помочь новому резиденту войти в курс дела, а потом вернуться к этому вопросу. Но... возвращаться не потребовалось. "Через полгода мы запросили Центр о разрешении пожениться..."Машина медленно пылит по лесной дороге в пригороде Хельсинки. Вот и поворот у большого валуна, и приметный забор из жердей. Здесь должна состояться встреча с Андреем, нелегальным сотрудником внешней разведки, выполняющим задание Центра по внедрению в руководство ОУНа (Организация украинских националистов).
Но Андрея на месте не оказалось. Машина сделала еще один круг, и вдруг сидевший за рулем Кин (псевдоним Рыбкина) рассмеялся, увидев молодого парня, который сидел на жердях забора, беспечно болтая ногами. Зоя Ивановна удивилась, но потом поняла - Кин и Андрей знали друг друга в лицо.
В дальнейшем Зоя Ивановна уже самостоятельно проводила встречи с Андреем - Павлом Анатольевичем Судоплатовым (в будущем генерал-лейтенантом, начальником специального управления КГБ) и всегда подкармливала его, так кат: он зарабатывал всего 700 финских марок, а 400 отдавал за комнату, которую снимал. ...Как-то, работая в библиотеке Зои Ивановны, я обратил внимание на книгу писателя Анатолия Андреева "Конь мой бежит", выпущенную издательством "Политическая литература" в 1987 году. На первой ее странице я прочитал посвящение хозяйке дома: "На память милой Зоюшке, которая сняла меня с забора. Павел Судоплатов". Он и был автором книги...
ВАЛЬС НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
В МОСКВУ Зоя Ивановна вернулась перед самой войной с Финляндией и занялась аналитической работой. Воскресенская-Рыбкина становится одним из основных аналитиков разведки. К ней стекались важные сведения, в том числе от представителей известной "Красной капеллы" - таких, как "Старшина" и "Корсиканец". По их сообщениям предстояло отгадать дату возможной гитлеровской агрессии. Было заведено агентурное дело "Затея". Такое название оно получило потому, что Сталин не верил до конца разведданным о готовящемся нападении Германии на СССР. Сложность работы состояла еще и в том, что волна репрессий обрушилась и на разведывательные кадры. Очевидно, что данные, полученные разведчиком, который затем объявлялся врагом народа, подвергались сомнению. Трудно было разобраться и в противоречивой информации, исходившей от посла в Берлине Деканозова и резидента Кабулова.Гитлеровская Германия, прикрывая военные приготовления, демонстрировала внешнюю верность договору от 1939 года и направляла в Москву не только политиков, но и артистов, как, например, группу солистов балета Берлинской оперы. В середине мая 1941 года германское посольство организовало по этому поводу прием. Зоя Ивановна тоже была на этом приеме, официально представляя общество культурной связи с заграницей.
Вот как она описывает в своей книге эпизод общения на приеме с германским послом: "...Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.
Вы не любите танцевать? - спросила я.
Признаться, не люблю, но вынужден, - подчеркнул Шуленбург.
Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила, что на стенах остались светлые пятна от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов".
Зная о готовящемся нападении на СССР, фон Шуленбург не только дал понять это Зое Ивановне, но через несколько дней встретился с послом СССР в Германии Деканозовым и, рискуя жизнью, заявил ему о готовящемся нападении Германии...
С 1941 по 1944 год Зоя Воскресенская находилась в Швеции в качестве пресс-секретаря советского посольства. Послом в Швеции была Александра Михайловна Коллонтай, работавшая с ней в тесном сотрудничестве. Обе, каждая по своей линии, содействовали тому, что 20 сентября 1944 года Финляндия порвала союз с фашистской Германией и подписала перемирие с Советским Союзом.
Из Швеции резидентура советской разведки пыталась наладить прервавшуюся связь с "Красной капеллой". Рыбкин и Воскресенская подобрали человека, который отправился в Берлин по коммерческим делам. Со второй попытки он сумел выполнить задание, но через три-четыре недели из Центра сообщили, что члены "Красной капеллы" арестованы, а Кину приказано отбыть в Москву. По прибытии в Москву Рыбкин был направлен на фронт... Только после войны было установлено, что "Красную капеллу" провалил не посланник резидентуры, а совсем другой человек... С полковника Рыбкина было снято тяжкое обвинение.
После войны Зоя Ивановна Воскресенская продолжала работать в центральном аппарате разведки, доросла до начальника немецкого отдела, выезжала в командировку в Берлин с оперативным заданием.
И вдруг - неожиданный арест Л. Берии. Был арестован как его соратник и Павел Анатольевич Судоплатов. Когда это произошло, Зоя Ивановна выступила в его защиту. Последствия не заставили себя ждать: ее уволили из органов госбезопасности и направили в Воркуту начальником спецчасти одного из лагерей системы ГУЛАГа. Там она прослужила около двух лет.
В 1966 году Зоя Ивановна ушла на пенсию - полковником МВД и по совету матери взялась за перо. Так разведчица Рыбкина стала писательницей Зоей Воскресенской.
by Записки Дикой ХозяйкиЗоя Ивановна Воскресенская была обаятельной женщиной, красавицей, писательницей и… разведчицей. Родилась она 28 апреля 1907 года, в Тульской губернии, на станции Узловая. Все ее детство прошло в Алексине. Когда произошла революция, ей было всего 10 лет.
После смерти отца в 1920 году, ее мать, оставшись вдовой с тремя детьми, переехала в Смоленск. Вскоре она тяжело заболела, и Зое пришлось идти работать. Помог ей товарищ отца. Четырнадцатилетнюю Зою он устроил в библиотеку в одном из батальонов войск ВЧК. Позднее она попала на службу в штаб частей особого назначения. Затем была работа и на заводе в Комсомольске и в колонии малолетних преступников.
В 1927 году состоялась свадьба Зои с Владимиром Казуткиным, но семейная жизнь их не сложилась, и молодые люди расстались. Вскоре Зоя Воскресенская поступает на работу во внешнюю разведку и становится сотрудником иностранного отдела ОГПУ. Первое место работы в новом качестве – Харбин. В то время шла острейшая борьба на КВЖД, и Зоя выполняла ответственные задания Центра в течение двух лет. Затем последовала работа в Австрии, Германии, Швеции и Финляндии.
С 1935 по 1939 год она была заместителем резидента разведки НКВД в Финляндии. В 1936 году, под прикрытием консула, туда прибыл Ярцев (Борис Аркадьевич Рыбкин, псевдоним «Кин»). Он был родом из еврейской семьи, и, хотя вынужден был начать работать с 10 лет, всегда находил время для самообразования: сначала он окончил коммерческое училище, а затем Петроградскую горную академию.
Борис Аркадьевич был человеком требовательным и даже жестким, поэтому их отношения, вначале не сложились. Зоя Ивановна даже просила отозвать ее. Но уже через полгода они, с разрешения Центра, поженились Все дальнейшие встречи Ирина Ярцева (Воскресенская-Рыбкина) проводила с Павлом Анатольевичем Судоплатовым, в будущем генерал-лейтенантом, начальником специального управления КГБ.
В Финляндии Зоя собирала информацию о планах Германии. Когда начался военный конфликт с Финляндией, Ярцевы переехали в Москву и поступили на работу в аналитический отдел. Зоя стала одним из основных аналитиков в разведке. Именно она анализировала сведения, поступающие от «Красной капеллы».
Эта женщина составила для Сталина известную аналитическую записку, где доказательно обосновывалось, что нападения Германии нам не избежать. Она лишний раз убедилась в своей правоте, побывав на приеме в германском посольстве в честь солистов Берлинской оперы. Немецкий посол, граф Вернер фон Шуленберг пригласил ее на танец, и Зоя, танцуя, заметила на стенах прилегающих комнат следы от снятых картин, а в одной из комнат она увидела груду чемоданов. Естественно, нетрудно было сделать вывод, что германское посольство собирается выехать из страны, а этот прием устроен для отвода глаз.
Приближался июнь 1941 года. В первые дни войны Зоя Ивановна стала сотрудницей особой группы. Она подбирала и обучала диверсионные группы для заброски в тыл врага, участвовала в создании первого партизанского отряда и первых разведывательных групп. С 1941 по 1944 год супруги Ярцевы находились в Швеции. Официально Зоя числилась пресс-атташе советского посольства, а по линии разведки была заместителем резидента.
Пара пользовалась большой популярностью в Стокгольме. Зоя собирала информацию о военных планах Германии. Она обеспечивала агентурное наблюдение в Швеции, Норвегии и Дании за действиями немцев. Фиксировались все грузы, проходящие через Швецию, регистрировалась переброска в Финляндию немецкой техники и армии. Ей приходилось работать по 16-18 часов в сутки, она вербовала людей, контактировала с антифашистскими движениями в Европе, и все это под наружным наблюдением.
Внезапно прервалась связь с «Красной капеллой», из Швеции резидентура пыталась наладить эту связь, и супруги Рыбкины, подобрав человека, послали его в Берлин. Не сразу, но тот все же смог выполнить задание, но вскоре было получено сообщение из Центра об аресте всех членов «Красной капеллы». Рыбкину приказали прибыть в Москву. Оттуда его направили на фронт… Только после войны с полковника Рыбкина было снято обвинение в провале «Красной капеллы», так как было выяснено, что провалил ее не посланник Бориса Аркадьевича, а совсем другой человек.
Вернувшись в Москву, Зоя Ивановна продолжала работу в аналитическом отделе. Она даже некоторое время работала начальником немецкого отдела внешней разведки. В 1947 году, при невыясненных обстоятельствах, в автокатастрофе под Прагой, погиб Борис Аркадьевич Рыбкин. Зоя не поверила в официальную версию гибели мужа, но произвести свое расследование ей не разрешили.
А в 1953 году был арестован генерал Судоплатов, и Зоя Ивановна выступила в его защиту. Ее тут же уволили из разведки, но по ее просьбе оставили в органах безопасности до достижения пенсионного возраста на должности начальника спецчасти в одном из лагерей ГУЛАГа в Воркуте.
Через два года (в 1956 году) Зоя Ивановна Воскресенская–Рыбкина вышла на пенсию в звании полковника, и занялась литературной деятельностью. Ей была присуждена Государственная премия СССР, за сценарий к фильму по ее повести «Сердце матери». Ее книги вышли в нашей стране в общей сложности тиражом 21 миллион 642 тысячи экземпляров. В 1980 году ей была присуждена премия Ленинского комсомола. Последней своей книги «Теперь я могу сказать правду», вышедшей в декабре 1992 года, Зоя Ивановна не увидела. Она умерла в январе 1992 года.
Ее труд, как разведчика, был высоко оценен. Воскресенская награждена орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, ей присвоено звание «Заслуженный работник НКВД».
Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина
Зоя Ивановна Воскресенская родилась в семье железнодорожного служащего, помощника начальника станции Узловая. Отец её умер в октябре 1920 года.
В четырнадцать лет, в 1921 году, Зоя начала трудиться библиотекарем и «переписчицей» в штабе ЧОН - частей особого назначения войск ВЧК. Затем три года работала политруком в колонии малолетних правонарушителей. В конце 1928 года она была направлена в Москву, где стала работать машинисткой в транспортном отделе ОГПУ. Через год её приняли в члены ВКП(б) и тогда же предложили отправиться в командировку в Китай. В Харбине она работала «под крышей» представительства Союзнефти машинисткой, но выполняла и первые оперативные задания. После возвращения из Китая была командирована по линии ИНО ОГПУ в Германию и Австрию. Видимо, её готовили к нелегальной работе, так как целью поездки стало изучение немецкого языка и его австрийского диалекта, «вживание» в образ местной жительницы.
Однажды Зою вызвало высокое начальство и предложило познакомиться с неким генералом «X», сотрудничавшим с немцами, стать его любовницей и выведать у него секретные сведения. Автору этой книги она рассказала, что ответила:
Я, конечно, выполню задание и стану его любовницей, если без этого нельзя, но затем застрелюсь.
Задание было отменено.
Её настоящая разведывательная работа началась в 1935 году, когда она была командирована в Финляндию, где пробыла четыре года. Там же в 1936 году вышла замуж за резидента Бориса Аркадьевича Рыбкина (работавшего под фамилией Ярцев).
В Финляндии Зоя Ивановна находилась «под крышей» представительства «Интуриста». Ей, ещё молодой разведчице, довелось работать с опытными нелегалами и агентами. Одним из нелегалов был Павел Судоплатов (по кличке «Андрей»), тогда ещё начинающий, но уже испытанный боец. Он получил задание внедриться в организацию украинских националистов в качестве эмигранта «из Совдепии». Для этого нелегально пересёк советско-финскую границу в Финляндии, разыскал представителя оуновского руководства. Зоя Ивановна курировала его во время его нахождения в Финляндии. «Андрею» удалось добраться до Парижа и там начать работу, направленную на то, чтобы рассорить между собой главарей ОУН.
Зое пришлось работать и с такой легендарной личностью, как Петриченко. Этот бывший руководитель Кронштадского мятежа оказался в эмиграции. Его тянуло на родину, и, чтобы заработать право на возвращение, он стал агентом советской разведки. Однажды зимой 1937 года он пришёл на встречу разгневанный и грозил Зое, «что убьёт её и закопает в сугроб». С женским терпением и хитростью она выяснила причину его гнева. Оказалось, что он зол на советскую власть за происходившие в Москве суды над «изменниками родины и шпионами». Среди них он встретил имена настоящих большевиков и революционеров, которые не могли стать предателями. Битые два часа проговорила Зоя с Петриченко в заснеженном лесопарке, где не было рядом никого, кто бы мог прийти на помощь. Ей удалось успокоить Петриченко и уговорить его продолжить сотрудничество. Он честно работал до самой войны, в июне 1941 года сообщил о прибытии немецкой дивизии и приведении финской армии в полную боевую готовность.
Важное дело, которым по личному секретному указанию Сталина занимался Рыбкин (он же резидент «Кин», он же Ярцев) и в котором Зоя была его первой помощницей, стали его тайные переговоры с представителями финского правительства о мирном урегулировании назревавшего конфликта между СССР и Финляндией, которые он вёл в 1938–1939 годах. К сожалению, переговоры закончились безрезультатно, и в декабре 1939 года разразилась советско-финская война, получившая название «зимней».
Вернувшись в Москву уже опытным оперативным работником, Зоя Ивановна стала сотрудницей центрального аппарата внешней разведки, а в начале 1941 года заместителем начальника немецкого отделения разведки. Именно через неё поступали в Центр самые драматические сообщения «Старшины» и «Корсиканца» из Берлина. Именно она составила тот реестр их донесений, который буквально кричал: «Да послушайте же, завтра начнётся война!» С ним начальник разведки ходил на доклад к Сталину 17 июня 1941 года, но не смог убедить его в правдивости сообщений агентуры.
После начала войны Рыбкина в составе Особой группы, созданной осенью 1941 года, занималась отбором, организацией, обучением и заброской в тыл врага диверсионных и разведывательных групп. Каждый из сотрудников Особой группы, на основе которой была создана Отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН), тоже готовился в любой момент отправиться в тыл врага. Зоя Ивановна «тренировалась» на роль сторожихи на железнодорожном переезде. По ночам выезжали в парки, леса, совхозы в окрестностях Москвы и закапывали под кустарниками ящики с толовыми шашками, патронами, оружием, бутылками с горючей смесью. Многое потом пригодилось боевым группам.
Для каждой забрасываемой группы готовилась своя программа действий. Среди групп была и совсем необычная: епископ Ратмиров и два молодых оперативных работника - Иван Михеев и Василий Иванов. Они были заброшены в город Калинин, где находились и выполняли задание всё то время, пока город находился под фашистской оккупацией.
Поздней осенью 1941 года супруги Рыбкины вылетели в Швецию. Путь туда лежал через Великобританию и был небезопасен.
Резидентура была небольшой: резидент «Кин», Зоя Ивановна - «Ирина», его заместитель, два оперативных работника, шофёр и дворник. Задачи: организовать наблюдение за германским военным транзитом через Швецию, создать агентурную группу, фиксирующую характер грузов, транспортируемых морем между Швецией и Германией. Кроме того, ставились и пропагандистские цели, ибо гитлеровская пропаганда была в Швеции очень сильной и надо было противостоять ей.
Однако она выполняла и другие задачи. Через агентуру из числа норвежцев Рыбкина получила информацию чрезвычайной важности о том, что немцы готовят сверхсекретное оружие, способное уничтожить всё живое. Речь шла об атомном оружии, для создания которого необходима «тяжёлая вода». Её производили в Норвегии на заводах компании «Норск гидро» и вывозили в Германию. Эти сведения были переданы союзникам, которые приняли меры по уничтожению предприятий, производивших «тяжёлую воду».
Зоя Ивановна поддерживала связь с «Антоном» - Волльвебером (см. очерк о нём). Первый контакт с ним она установила ещё в 1938 году. Из Финляндии выезжала в Норвегию, чтобы снабдить группу «Антона» новыми паспортами, шифрами, деньгами, инструкциями. Это был период войны в Испании, когда его группа топила пароходы, перевозившие оружие для Франко. В Осло в номер, который занимала Зоя, пыталась ворваться полиция. Но Зоя, выйдя в коридор, подняла такой скандал, что кругом собрались постояльцы, и полиции пришлось ретироваться. Встреча с Волльвебером прошла без осложнений. А уже в годы Отечественной войны супруги Рыбкины вызволили Волльвебера из тюрьмы.
В 1942 году Рыбкина по заданию Центра подобрала связника для передачи кварцев и шифров членам «Красной капеллы», действовавшим в Берлине. Тот выполнил задание, но вскоре из Центра пришла шифровка, что «Директор» (кличка агента) - провокатор, а все члены «Красной капеллы» арестованы и расстреляны. Предлагалось послать его снова в Германию на встречу с заведомым двойником. «Если он благополучно вернётся, значит, он и сам двойник. Но если не вернётся, значит, мы пошлём на верную смерть честного человека», - думали Зоя Ивановна и Борис Аркадьевич Рыбкины. Их телеграммы в Центр не помогли, и лишь после обращения непосредственно к наркому отправка «Директора» была отменена. Но это стоило Рыбкину его поста - он был отозван в Москву.
С этого времени Зоя Ивановна исполняла обязанности резидента.
Она должна была поддерживать связь с агентурой, находившейся в Финляндии, изучать обстановку в этой стране, а позже - приложить все усилия, чтобы Финляндия вышла из войны. Вот эта цель и стала главной в разведывательной работе Рыбкиной.
В числе агентов была известная финская писательница и драматург Хэлла Вуолийоки, которую в деловых кругах называли мадам Терва Ряа («Здравомыслящая голова»). Большой друг Советского Союза, она и её единомышленники оказали влияние на мирное разрешение советско-финляндского конфликта, «зимней войны» 1939–1940 года. Она активно выступала против финляндско-германского альянса в 1941 году и возглавила финляндскую «шестёрку» влиятельных сторонников мира с СССР. Хэлле Вуолийоки не удалось довести до конца свою миротворческую миссию. Она была арестована и заключена в тюрьму за то, что дала приют советской парашютистке-разведчице. Ей грозила смертная казнь. Но поднятая во всём мире кампания в защиту Вуолийоки спасла ей жизнь. Забегая вперёд, отметим, что после подписания перемирия с Финляндией в сентябре 1944 года Хэлла Вуолийоки была назначена председателем радиокомитета этой страны и умерла в 1954 году.
Помимо Хэллы в Финляндии были и другие люди, с которыми работала Рыбкина. Она оказала большую помощь советскому послу в Швеции Александре Коллонтай в организации и проведении секретных мирных переговоров с Паасикиви и другими сторонниками мира с СССР. Встречи проходили в феврале и марте 1944 года. Переговоры шли мучительно тяжело. Однако они подготовили базу для того, чтобы 20 сентября 1944 года, после мощных ударов Красной армии, Финляндия порвала союз с фашистской Германией и подписала перемирие с Советским Союзом. Пожалуй, участие в достижении мира с Финляндией и стало одним из главных достижений Зои Ивановны.
В разгар переговоров с финскими представителями в Швецию прибыл новый резидент - Василий Петрович Рощин, и Зоя Ивановна отправилась домой. Легко сказать: отправилась. Вначале она летела над оккупированной Норвегией, где самолёт подвергся обстрелу, затем из Англии на гружённом танками и боеприпасами судне в составе конвоя отбыла в Мурманск, и их корабль также стал объектом нападения немцев.
Прибыв в Москву, З. И. Воскресенская-Рыбкина вернулась в немецкий отдел, где продолжила работу.
В 1947 году в автомобильной катастрофе при неизвестных обстоятельствах погиб муж Зои Ивановны, полковник Рыбкин.
В начале 1953 года Рыбкина по личному указанию Берии вылетела в Берлин для выполнения специального задания. В то время Берия вынашивал планы объединения западной и восточной частей Германии. Он искал различные пути для переговоров с канцлером ФРГ Конрадом Аденауэром, в частности намеревался привлечь к этому известную в Германии киноактрису русского происхождения Ольгу Чехову. 26 июня 1953 года Воскресенская-Рыбкина должна была встретиться с Чеховой. Но в этот день в Москве был арестован Берия. По приказу генерала Судоплатова Зоя Ивановна немедленно вернулась в Москву. К этому времени она уже была полковником, начальником немецкого отдела Внешней разведки.
Вскоре прошла волна арестов сотрудников госбезопасности, которых обвиняли в том, что они «люди Берии». В числе арестованных оказался и Судоплатов. На одном из собраний Рыбкина рассказала о том, что несколько лет находясь за кордоном, была связана с Судоплатовым, который находился на нелегальном положении. Эта совместная служебная работа перешла затем в дружбу семьями.
На другой день она была вызвана к начальству, и ей было объявлено, что она увольняется «по сокращению штатов». Ей дали возможность «дотянуть» до двадцатипятилетней выслуги лет, но для этого пришлось сменить кабинет на Лубянке на служебное помещение в Воркуте. Там она стала начальником спецотдела одного из лагерей и была, по её собственному воспоминанию, «единственным полковником, к тому же женщиной» в Воркуте. После двух лет работы в 1956 году была уволена на пенсию.
С этого времени началась новая жизнь писательницы Зои Ивановны Воскресенской. Она писала для детей. В 1962 году была напечатана её первая книга, и только за период с 1962 по 1980 год её книги были опубликованы умопомрачительным тиражом в двадцать один миллион шестьсот сорок две тысячи экземпляров! Вышли в свет её мемуары «Теперь я могу сказать правду». Она стала лауреатом Государственной премии, кавалером многих наград.
