«Евразийство» идеологическое философское течение русской зарубежной мысли, возникшее в Европе между двумя мировыми войнами, которое поставило в центр своего внимания историософскую проблему <русского пути>.
Идеологические и политические установки евразийства, его ценности и идеалы базировались на антиевропейской традиции в русском общественном сознании. Подлинные евразийцы считали, что России нечего делать в Европе, она должна повернуться в другую сторону, захлопнуть окно на Запад, которое отворил Петр I. Россия не есть часть европейской христианской цивилизации, она есть симбиоз ордынских, византийских, других <восточных начал>.
Первый сборник трудов, излагавших доктрину евразийства, носил программное название <Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев>. Издан был в Софии в 1921 году.
К числу теоретиков относятся географ и политический мыслитель П.Н.Савицкий, философы Г.В.Флоренский, Л.П.Карсавин, лингвист Н.С.Трубецкой, музыковед и публицист П.П.Сувчинский. На раннем этапе к евразийству примыкали и другие известные русские философы и культурологи.
Историософская концепция евразийства исходила из того, что идея европейского превосходства, заимствованная европейцами у Древнего Рима, была своего рода бичом человечества, главным источником кризисов ХХ века. П.Н. Савицкий видит сущность европоцентристской программы в "отрицании <абсолютности> новейшей <европейской> культуры, ее качества быть <завершением> всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира>.
Такое отрицание западноевропейской культуры не могло не вызвать терпимого отношения к точке зрения большевиков. Позиции евразийцев и большевиков в ряде мест совпадали. Н.С.Трубецкой отмечал, что <евразийство сходится с большевизмом в отвержении не только тех или иных политических форм, но всей той культуры, которая существовала в России непосредственно до революции и продолжает существовать в странах романо-германского Запада, и в требовании коренной перестройки всей этой культуры>. Также сходство наблюдалось и в вопросе <об освобождении народов Азии и Африки, порабощенных колониальными державами>.
Скептическое отношение к политическим традициям Запада с их гражданскими правами и свободами приводили евразийцев в конечном счете не только к выпячиванию азиатских компонентов России, но и к принятию восточного деспотизма, пренебрежению правами человека.
В сегодняшней России наблюдается оживление интереса к евразийству, к изучению его наследства. Для реанимации этого учения имеются политические и мировоззренческие предпосылки, связанные в первую очередь с распадом СССР и ожиданием восстановления целостности постсоветского пространства.
Лев Гумилев. Теория этногенеза
Важным этапом развития евразийства выступает концепция этногенеза Льва Гумилева, в которой произошло органическое слияние природно-географического и культурно-исторического подходов. В ряде книг, -- «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и «От Руси до России», -- автор, используя евразийскую концепцию и дополняя её собственными разработками, формирует свою концепцию этногенеза, приводящую его к ряду выводов, среди которых для нас наибольшую важность имеют следующие: во-первых, любой этнос представляет собой общность людей, объединенную некоторым стереотипом поведения; во-вторых, этнос и его стереотип поведения формируются в конкретных географо-климатических условиях и остаются устойчивыми длительный период времени, сравнимый со временем существования этноса; в-третьих, суперэтнические целостности формируются на основе обобщенного стереотипа поведения, разделяемого представителями различных этносов единого суперэтноса; в-четвертых, стереотип поведения суперэтнической целостности представляет собой некоторый способ бытия, отвечающий определенным условиям существования.
Философия евразийства отличается от западного аналитизма, ибо она “выражает противоположную тенденцию - тенденцию к синтетизму, интуитивизму и целостному пониманию мира. Евразийцы отстаивали подобное своеобразие и уникальность русской культуры и ее философских оснований от посягательств западного атомистического индивидуализма и рационализма. Они были горячими приверженцами русской идеи соборности и философии всеединства и, естественно, озабочены их сохранением и сбережением”. В них они видели обоснование самобытности исторического пути развития России, не только отличного, но в чем-то противоположного западноевропейскому. Как и славянофилы, евразийцы отстаивали тезис о принципиальном отличии развития России от западной цивилизации, с которой необходимо в то же время сотрудничество на паритетных началах.
480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья
Пишун, Константин Викторович. Политическое учение евразийства: Опыт системной реконструкции и интерпретации: диссертация... кандидата политических наук: 23.00.01.- Владивосток, 1999
Введение
ГЛАВА I. Истоки политического учения евразийства 20
1. Предметная детерминация 20
2 Социоисторическая детерминация 30
3. Детерминация по традиции 46
A) Евразийство и русская общественно-политическая мысль XVI-XVII ев 47
Б) Евразийство и русская общественно-политическая мысль XIX в 52
B) Евразийство и «философия Общего Дела» Н. Ф. Фёдорова 64
Г) Евразийство и западные геополитические школы 66
ГЛАВА II. Концептуальные основания политического учения евразийства 70
1.«Государствоцентризм»- основа социально-политической теории евразийства. 71
А) Социально-политический идеал евразийства: «государство мир» и «государство правды» 71
Б) Концепция «идеократии» - ядро евразийского государствоведения 77
В) Концепция политической демотии в евразийском освещении, .82
Г) Евразийская концепция «гарантийного государства» 92
Д) Евразийство и армия 96
2 Модель «подчинённой экономики» и политико-экономические взгляды евразийцев. 100
А) Концепция «функциональной собственности» 101
Б) Концепция «хозяйнодержавия» 117
3. Континентоцентризм - основа геополитической теории евразийства 126
A) Концепции «месторазвития» и «геополитической конъюнктуры»как синтез политологии, историософии и географии 126
Б) Концепция континентального бытия России 130
В) Геополитические аспекты евразийского «восточничества»... 134
4. Политико-правовая теория евразийства 139
A) Взаимосвязь этики, политики и права в евразийской трактовке, 142
Б) Политический смысл евразийского толкования прав и обязанностей. 145
B) Судебная политика в контексте евразийского политического этатизма 148
Заключение 154
Библиография 163
Введение к работе
Нынешнее состояние отечественной политической науки характеризуется поиском, определением концептуальных оснований, теоретического и методологического базиса, на основе которого станет возможным адекватное понимание процессов, касающихся исторических судеб нашей страны в прошлом, настоящем и будущем. Совершенно естественным и закономерным выглядит обращение к традициям русской политической науки, без исследования которых нельзя будет реально осмыслить культурно-исторические и цивилизацион-ные перспективы России. Строго научная рецепция должна стать ответом на эрозию и деградацию политического сознания и ценностных ориентации среди значительной части представителей современной политической элиты, на фоне углубляющегося кризиса в различных областях жизни общества.
Подобное состояние социального и политического катастрофизма и разочарования русское общество уже испытывало на рубеже 1910-20-х гг., что было особенно характерно для среды эмигрантов. Но наиболее ищущая, творческая часть интеллигенции как «единственного подлинного нерва нашей жизни» (158,с. 168) смогла тогда выработать собственную политическую программу преодоления указанного выше состояния на основе диалектических принципов. Предлагалось, с одной стороны, коренным образом преобразовать традиционный политический ландшафт России, превратив его в органически стройный «собор народов» - «симфонических личностей», а с другой стороны, сохранить определенную преемственность с некоторыми прежними политическими ценностями и идеологическими традициями русского народа, в частности, оправдать и подтвердить роль государ-
ства как стержня культурного и социально-политического бытия России-Евразии. Вместе с тем, сама идея христианского государства была в данном случае дополнена мыслью о служении не только субъекта государству, но и государства каждому из нас, т.е. идеей правового государства, призванного обеспечить защиту прав «частночеловече-ской личности». Данное течение русской эмигрантской мысли известно как «евразийство» или «евразизм» (22,с. 176).
Проблематика, выдвинутая указанным политическим, философ
ским, культурологическим течением, особенно актуальна для общест
ва, ещё не определившегося в собственной цивилизационной иден
тичности, не нашедшего наиболее оптимальный вектор развития. По
верхностное возрождение национальных и религиозных традиций,
смена названий городов и улиц и пр. не могут снять остроту пробле
мы возвращения к основам собственно политического, духовного,
экономического бытия, равно как не могут восполнить тот ценност
ный и духовный вакуум, который образовался после крушения одно
партийной коммунистической системы. Один из возможных путей по
творческому восполнению этого мировоззренческого вакуума связан,
на наш взгляд, с осуществлением последовательной реконструкции и
интерпретации цельной политологической теории евразийства, что
влечёт за собой репрезентацию органично встроеннных в эту теорию
и взаимно связанных политико-антропологической, геополитической,
социально-политической, политико-правовой, политико-
экономической концепций.
Актуальность политической антропологии евразийства вытекает, с одной стороны, из общей необходимости постоянных персонологиче-ских поисков, самоидентификации личности, определения субъектом собственного бытия (здесь мы можем говорить о вечной актуальности онтологии субъекта, имеющей общемировоззренческий смысл), с другой стороны, эта актуальность обусловлена современными поисками
тех принципов и норм, на основе которых возможно объединение и солидарность народов, населяющих огромное пространство России-Евразии, не только возможностью, но и настоятельной необходимостью соединения православных, мусульманских и буддистских этнорелигиозных элементов, составляющих ядро евразийского миробытия и миросознания. Центральная проблема политической антропологии евразийства, имеющая наибольшую значимость для современной политической онтологии - соотношение между индивидуальной и коллективной («симфонической») личностью. Современная российская политическая наука отнюдь не чужда поискам метафизических оснований собственного своеобразия.
Значимость для современности евразийской геополитической концепции также не вызывает сомнений. Процесс распада Советского Союза выявил тот факт, что этническая и лингвистическая близость восточнославянских народов не стала тормозом для обособления Украины и России, равно как и конфессиональная общность (например, русских с грузинами и молдаванами) не препятствует продолжению центробежных процессов. Напротив, тяга некоторых мусульманских народов и групп к России (гагаузов, абхазов, аджарцев и др.) позволяет говорить о присутствии иных факторов и мотивов сближения евразийских народов. Всё это даёт право вспомнить об идее «Турана» П.Н.Савицкого, Г.В.Вернадского, Л.Н.Гумилёва и др. и заставляет совершенно по иному взглянуть на понятие «русскости», природу «великоросса», вобравшего в себя, по словам П.Н.Савицкого, не только славянский, но также угрофинский и тюркский элементы. Интерес вызывает сопоставление геополитической теории евразийцев с трудами классиков теории государства как географического организма, развивающегося в пространстве - инициатором переноса идей «философии жизни» в политическую науку немцем Ф.Ратцелем (1844-1901) и британским профессором Х.Макиндером (1869-1947). Акту-
альность и прагматичность данного сравнения связана с определением связи мировоззренческих основ геополитического мышления с конкретными политическими установками и моделями политического поведения. В частности, тезис евразийцев о России как замкнутом самодостаточном пространстве, её отчуждённости от мирового океана вёл к разработке автаркической социально-экономической концепции.
Актуальность социально-политической теории евразийства связана с отходом от прежнего марксистского узко-классового подхода к пониманию сущности реальной политической жизни. Этно-политические, личностные, идейные факторы зачастую выступают важнейшими детерминантами конкретных процессов жизни государства, экономики, общества, изменяя во многом взгляд на природу социально-политических процессов. При этом выявляются цивилизаци-онные корни целого ряда современных политических антагонизмов, на чём раньше настаивали адепты евразийского движения.
Настоятельная необходимость современного прочтения политико-правовой теории евразийства связана с взвешенностью оценок в нём и отсутствии романтической идеализации прошлого (в данной связи можно указать на критическое отношение евразийцев к славянофильству. Современное российское общество, во многом разуверившись в либеральных ценностях, но оставаясь в значительной своей основе «западническим» по духу, пытается определить «третий путь» во взаимоотношении личности и государства, согласно которому идея права в метафизическом смысле не может быть отделена от обязанностей, сливаясь с ними в одно органическое целое. Формулы вроде «личность выше закона» наталкиваются на суровые реалии, когда государство не может нормально функционировать, не обладая принудительной способностью заставлять граждан следовать букве и духу законов.
Наконец, актуальность выдвинутых евразийцами социально-экономических идей обусловлена современными поисками оптимальной модели экономического развития России. Крайние экономические доктрины показали свою несостоятельность в условиях российской действительности. Постепенно приходит осознание того очевидного факта, что экономическая модель должна соответствовать менталитету населения, исходить из опыта исторического прошлого. На наш взгляд, евразийская концепция «хозяйнодержавия», утверждающая о необходимости сочетания в условиях нашей страны частной предприимчивости и сильной роли государства имеет перспективу нового толкования и восприятия.
Сразу же после своего появления в начале 1920-х гг. евразийство стало объектом внимания со стороны различных критиков, симпатия или антипатия которых по отношению к вновь возникшему течению зависела от их политических и идеологических пристрастий. Разбору огромного числа публикаций о евразийстве была посвящена книга П.Н.Савицкого «В борьбе за евразийство». В период с 40-х и до конца 70-х гг. мы видим определённый спад интереса к евразийскому политическому наследию. Исключение составляют исторические и этнографические исследования Л. Н,Гумилёва, в которых политический аспект евразийского творчества практически не рассматривался. Возрождение интереса к этой проблематике начинается с публикации доклада М. И. Черемисской «Концепция исторического развития у евразийцев» (Тарту, 1979) и одной из глав в монографии В.АКувакина «Религиозная философия в России: начало XX века» (М, 1980). В середине 80-х гг. были депонированы в ИНИОН АН СССР статьи Д.П.Шишкина «Историософия евразийцев и русский консерватизм второй половины Х1Х-начала XX в.» (М., 1984) и А.В.Гусевой «Концепция русской самобытности у евразийцев: критический анализ» (Л., 1986), в которых затрагивались отдельные проблемы идейно-
политического наследия евразийства. Но подлинный всплеск интереса к евразийским политическим теориям происходит на рубеже 80-90-х гг.
Современная библиография по истории развития и содержанию политической теории евразийства весьма обширна. Среди большого количества источников можно выделить три уровня исследований политических взглядов адептов евразийства. Начальный уровень определим как «републикационный». Здесь мы встречаемся с репрезентацией «первичного материала», текстов самих лидеров евразийства, что, как правило, сопровождается комментариями, предисловиями, послесловиями, историческими справками, библиографическими заметками и т.д. В данном случае можно указать на издания Л. Н. Гумилёва(41), С. С.Хоружего, А. Г. Дугина, Д.Тараторина, Л. И. Новиковой, В. В. Кожинова, И. Н.Сиземской, Н.И.Толстого, В. М. Живова, С. М. Половинкина, А. В. Соболева, И.А. Исаева, И.А.Савкина. Благодаря их активной деятельности в историю отечественной политологии было введено значительное количество первоисточников, включая ряд ранее нигде не публиковавшихся материалов из архивов. Среди всей этой суммы материалов много такого, что имеет непосредственное отношение к общественно-политическим взглядам евразийцев. На указанном уровне мы сталкиваемся с процессом накопления и первичной обработки информации, который заключается в выдвижении мнений указанных авторов по вопросам идентификации политических взглядов каждого из выдающихся представителей евразийства с пересказом идей последних.
Перепечатка наиболее интересных статей из евразийских «Сборников» и «Хроник» в основном завершена и в настоящее время в антологических сборниках осуществляется частичная перепечатка богатейшего архивного материала (в основном, из отечественных фондов). В частности, отметим публикацию А.Г.Дугиным ряда рукопис-
ных текстов П.Н.Савицкого, хранившихся в Государственном архиве Российской Федерации. Вместе с тем, перспективы данного уровня существенно ограничены недостаточностью аналитизма и теоретических обобщений. Некоторые авторы не удовлетворены этим и переходят на вторую ступень исследования политологического наследия Н.С.Трубецкого, П.П.Сувчинского, Н.Н.Алексеева и др., предполагающую комплексное изучение евразийской политической доктрины, через рассмотрение её отдельных аспектов в их внутреннем единстве. Указанный уровень рецепции подразумевает некоторое погружение в тематику, что неизбежно ведёт к пониманию присутствия б евразийстве многих политических концепций, зачастую противоречивших друг другу. Игнорирование внутренних конфликтов внутри евразийства способно породить лишь мифологическую интерпретацию его, не имеющую ничего общего с историческими реалиями жизни и творчества эмигрантской интеллигенции в 20-30-е годы XX в. Тем не менее, ряд авторов приходит к пониманию существования в евразийстве ряда цементирующих принципов, указывающих на внутреннее единство. В этой связи можно указать на публикации Ф.И.Гиренка (43), А.Водолагина и С.Данилова (39), В.И.Иващенко (63-65), И.АИсаева (81), И.И.Квасовой (101), Ю.В.Линника (112), С.П.Мамонтова (121), М.В.Назарова (129), Н.А.Омельченко(140), А.Орлова (141), А.В.Соболева (190). Понимание единства евразийского учения становится возможным лишь на уровне политической онтологии, что требует обращения к метафизическим, аксиологическим и антропологическим корням данного направления политической мысли. Это ведёт исследователя к третьему, собственно научному, теоретическому уровню политологической рецепции евразийства, предполагающему, однако, задействование синтетического метода, смысл которого состоит в сочетании ряда герменевтических операций, направленных на выявление интерпретатором смысловых форм объекта, наряду с ин-
туитивным постижением евразийской политической линии. Собственно, интуитивный и одновременно комплексный подход был обоснован самими евразийцами, в частности, в «Теории государства» Н.Н.Алексеева.
Особо следует остановиться на современной критической литера-туре о евразийстве. Наиболее серьёзная критика евразийских подходов к политике исходит от тех, кто указывает на уменьшение роли России в мировых делах, ослабление её влияния в Евразии, и высказывает опасения относительно геополитических и культурно-политических перспектив российской цивилизации. В данном контексте пишут о целесообразности соединения в нынешних условиях русских с азиатскими народами, учитывая падение численности русского населения. Гораздо чаще евразийство упоминается в негативных тонах на страницах идеологически ангажированных «западнических» изданий, особенно в материалах журнала «Вопросы философии». Здесь евразийству высказываются упрёки в «великом самообольщении», «путанице» (Л.Люкс), «двусмысленности» (А.Игнатов), «язычестве» (В.К.Кантор) и т.д. Встречается также «православно-церковная» критика евразийцев, берущая своё начало ещё со статьи их бывшего единомышленника Г.В.Флоровского «Евразийский соблазн» (231). Аналогичную точке зрения Флоровского позицию занимают В.Л.Цымбурский, Н.А.Нарочницкая и К.Г.Мяло (127;128;131).
Среди защитников евразийской цивилизационной и отчасти культурно-политической модели можно отметить А.С.Панарина и особенно Б.С.Ерасова, издающих научный альманах «Цивилизации и культуры», на страницах которого неоднократно давалась отповедь оппонентам евразийства (напр., см.: 58, с. 3-28). Следует отметить, что полемика вокруг содержания политических и цивилизационных теорий евразийства продолжается до сих пор.
Обращают на себя внимание попытки расширить круг евразийских публицистов и политологов за счёт представителей восточной ветви русской эмиграции. В частности, исследователи В.Ф.Печерица и О.И.Кочубей относят к евразийским авторам русского писателя и публициста В.Н.Иванова, долгие годы жившего в Китае и написавшего там книгу «Мы», в которой предлагалось повернуть российскую цивилизацию «лицом к Востоку» (147, с. 149-155).
Среди диссертационных работ, посвященных евразийству, можно отметить исследования: «Евразийство как идейно-политическое течение в русской культуре XX века» (М.: Институт философии РАН, 1992) Р.А.Урхановой, «Социальная философия евразийства: истоки, сущность, современное состояние» (М.: Росс. гос. социальный институт, 1994) С.И.Данилова, «Концепция личности в философии евразийства» (М: МГУ, 1994) Ю.В.Колесниченко, «Евразийство как явление культуры России: историко-философский аспект» (М.: 1993) А.Г.Горяева, «Историко-философский анализ евразийского учения» (М: МГУ, 1995) С.В.Игнатовой. Во всех указанных работах в той или иной степени затрагиваются вопросы, связанные с разработкой идейно-политического наследия евразийцев, но отсутствует системный взгляд на евразийское политическое учение.
Кроме того, особое место занимают «исследования по персоналиям» конкретных представителей евразийства. Можно указать на публикации В.К.Журавлёва (59,с.91-96), Н.А.Кондрашова (107,с.98-103), В.П.Нерознак (132,с. 148-151) о Н.С.Трубецком, А.Ванеева (33;34), Б.М.Тунгусова (226), С.СХоружего (235;236), А.В.Соболева (191,с.49-58) о Л.П.Карсавине, А.Г.Дугина (51,с.82-90; 52) о П.Н.Савицком, О.А.Казниной о Д.П.Святополк-Мирском (86,с.81-88) и др.
В числе зарубежных публикаций, посвященных евразийству, отметим цикл статей американского историка и литературоведа Н.В.Рязановского (256-259), работы М.Басса (253) и К.Гальперина
Источниковедческий анализ политологической концепции евразийства и её интерпретаторов позволяет определить объект л предмет данного исследования.
Объектом здесь являются пять основных политических концепций евразийства (политико-антропологическая, социально-политическая, политико-правовая, политико-экономическая и геополитическая), их истоки и метафизические основания. Автор анализирует внутреннюю структуру этих концепций, указывает на их сущностную связь.
Предметом диссертационного исследования является сама целостная политическая теория евразийства, перспективность и актуальность которой для соискателя несомненна. Автор пытается определить уровень теоретических конструкций и глубину выводов представителей евразийства,
В качестве методологической основы диссертации автор использовал различные эвристические подходы, которые должны помочь учесть «конкретную целостность» политической теории евразийства во всём богатстве её рассматриваться, исходя из связи целого, живых проявлений. Диссертант в своих исследовательских поисках опирался на основополагающие для современной политической науки принципы системности, взаимосвязи духовного и материального, принцип историзма при анализе данной проблемы. Исходя из вышеуказанного, автор выработал для себя несколько правил для исследования таких оригинальных и самодостаточных политологических учений, подобных евразийскому.
К исследуемым в данном контексте смысловым формам нельзя прилагать внешних им критериев, а следует исходить только из того содержания, которое объективировано в них. Поэтому недопустимо
присваивать такому разностороннему и сложному политическому течению, как евразийство, прямолинейные идеологические штампы.
Всякая часть политических учений конкретных представителей евразийства, равно как и всякая концепция, взятая из евразийской теории, должны рассматриваться во всём богатстве их содержания, необходимо учитывать различные нюансы и специфику мировоззрения представителей евразийства и, вместе с тем, дать целостный анализ их политической доктрины.
3.Понимание нами евразийского политического замысла должно оставаться актуальным, т.к. именно в контексте данного положения всякое ретроспективное исследование в политологии получает смысл. Наша интерпретация должна быть изоморфна тому импульсу, который исходит из интересующего течения русской мысли.
Следовать данным правилам можно, используя на теоретическом уровне историко-сравнительный, диалектический, логико-концептуальный, системный методы, а на эмпирическом уровне методы описания, семиотики и особенно герменевтики. Все эти методы должны быть направлены на воспроизведение логики генезиса и развития евразийского «континентоцентризма» и его содержательного наполнения. В диссертации также использовался метод текстологического анализа.
Цель данного диссертационного исследования состоит в прояснении сущности евразийского учения как политической и идеологической доктрины, т.е. выявить основные, качественные признаки евразийства как одного из основных идейных течений русской эмиграции. Достижение цели исследования предполагает решение следующих задач:
Определение политологического статуса евразийского учения об обществе, экономике, праве и государстве, и его места в общей систе-
ме евразийского мировоззрения, в качестве необходимой предпосылки анализа содержания евразийской политической теории.
Указание на социально-исторические и социокультурные детерминанты, т. е. на те общественные, национальные, социально-психологические условия, которые прямо или косвенно повлияли на становление евразийской политической теории.
Анализ теоретических истоков евразийских политических концепций, исследование их концептуальной связи с идеологическими и политическими взглядами Ф.М.Достоевского, К.Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, Н.Ф. Фёдорова, выявление мировоззренческого единства с русской религиозной метафизикой XIX-нач.ХХ вв., а также рассмотрение имманентного родства «протогеополитических» интуиции ряда отечественных учёных (А.П.Щапова, Д.И.Менделеева, Л.И.Мечникова, В.О.Ключевского, В.И.Ламанского) с крупнейшими представителями евразийства.
Реконструкция политико-антропологической концепции евразийцев, обоснование её ключевой значимости для всей системы их политической теории.
Анализ духовных оснований и предпосылок евразийского политического учения.
Рассмотрение социально-политической теории евразийцев в контексте исследования выдвигавшегося в их трудах идеократического учения и, в данной связи, выявление сущностных характеристик в подходе евразийства к идее государственности и связанных с ней политико-правовых проблем.
Определение существа «хозяйнодержавия» как основополагающей идеи политико-экономической теории евразийства.
Разбор концепции месторазвития как основы евразийской геополитики, выходившей на учение о континентальном бытии России -«географического индивидуума».
Выявление концептуального единства всех составных элементов евразийского политического учения.
Исследование ряда конкретных политических идей наиболее выдающихся представителей евразийства.
Выявление перспективы изучения политологического наследия евразийства и актуальности его ддя политической науки в России.
Введение в исследовательский оборот ряда до того невостребованных материалов по истории отечественной пореволюционной политической науки.
Источниковая база данного диссертационного исследования имеет следующую структуру:
Первая группа - программные документы евразийцев.
Вторая группа - статьи в евразийских «Сборниках» и «Хрониках».
Третья группа - статьи в газете «Евразия» т.н. «левых евразийцев» или «кламарцев», утративших во многом изначальный смысл евразийского учения
Четвёртая группа - архивный материал из фондов Н.Н.Алексеева, К.А.Чхеидзе Д.П.Святополк-Мирского и П.Н.Савицкого, хранящихся соответственно в Центральном государственном историческом архиве (ЦГИА) и Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ).
Пятая группа - статьи и заметки современников евразийства, главным образом из среды русской эмиграции 20-30-х гг.
Шестая группа - публикации современных интерпретаторов евразийского учения.
Научная новизна данного диссертационного исследования заключена в том, что на основе анализа содержания политологических и ис-
ториософских сочинений Н. С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Н.Н.Алексеева, Л.П.Карсавина, П.П.Сувчинского, Г.В.Вернадского раскрыто собственно евразийское политическое учение, показана его нетривиальность, уникальность, а также дана репрезентация евразийского взгляда на природу личности и ряд социальных феноменов, близких к политике - экономику, право и др. Сочетая принципы системности и историзма, автор, с одной стороны, делает попытку структурного рассмотрения евразийской политической теории, с выявлением её детерминант, а, с другой стороны, на конкретном текстологическом материале показывает процесс эволюции и степень изменения евразийской рефлексии на важнейшие политические события того времени, а также изменение взгляда евразийцев на цели и смысл существования важнейших общественных и политических институтов. Эта новизна конкретизирована в следующих пунктах: В диссертации определяется место политических взглядов представителей евразийства в системе политической науки XX в. Научной новизной полученного результата явилось определение различий политических воззрений отдельных евразийцев, а также отличие их понимания фундаментальных социально-политических проблем от понимания представителей иных эмигрантских течений. Особое внимание уделено критике евразийцами западного политического и экономического либерализма; особенно это касается попыток перенести ценности западноевропейской цивилизации на российские реалии.
Обосновывается тезис о том, что приоритетной темой, важнейшим нервом евразийства была именно его политическая ориентация, попытка выработать «третий путь», суть которого состояла в реанимации ценностей православного сознания, с одновременным обогащением его духовными и культурными достижениями тюркских и финно-угорских народов.
Показано, что в основе евразийском политическом учении лежит оригинальная антропологическая концепция о «коллективной личности» и «соборном субъекте».
Предпринята общеконцептуальная реконструкция логики политической мысли адептов евразийства, намечавших теоретическую программу обоснования идеи «континентоцентризма».
Проведена самостоятельная интерпретация евразийской политической теории, выявлена её специфика, обоснована необходимость системного подхода при рассмотрении целостного политологического замысла евразийцев.
Определены важнейшие истоки евразийской политической теории и показана тесная связь её со славянофильством и почвенничеством, русской православной философией, русским космизмом.
Исследуется различие в толковании ряда важнейших политических вопросов внутри самих евразийцев и в данной связи выделяются «левое» (кламарское) и «правое» (традиционное) евразийство, впервые показано принципиальное отличие их друг от друга применительно к истории политической мысли.
Подробно разбираются политико-антропологическая, социально-политическая, политико-правовая, политико-экономическая и геополитическая теории евразийцев в их единстве и различии.
Основываясь на общетеоретических и исторических методах исследования, диссертант пытается обосновать правомерность введения в научный оборот единого понятия «евразийское политическое учение», в содержание которого органически входили бы указанные выше теории.
Относительно научно-практической значимости диссертации следует подчеркнуть, что данное исследование имеет целью способствовать углублению понимания предмета и содержания политологической науки как таковой, подкреплению её примечательным историче-
ским материалом. Комплексный взгляд на евразийскую политическую парадигму может иметь как методологическое, так и историко-научное значение. Формирующееся сейчас в политической науке и публицистике «неоевразийство» может для собственного концептуального развития востребовать материал данной диссертации. Реконструкция евразийской политической теории может способствовать расширению круга проблем, рассматриваемых современной политологией.
Теоретические выводы диссертации могут быть использованы в ходе методологических семинаров, при анализе социально-политических феноменов. Данные настоящего исследования могут применяться при чтении лекционных курсов по истории политической науки, истории государства и права, государствоведению, культурологии, истории философии в вузах, а также при подготовке обобщающих работ (статей, монографий, учебных пособий).
Основные положения диссертации обсуждались в ходе работы теоретического семинара на кафедре теории и истории политических процессов стран АТР Владивостокского института международных отношений Дальневосточного университета 28 апреля 1999 года. Отдельные материалы диссертационного исследования были представлены на международных научно-практических конференциях «Наука в образовательном процессе вуза» (Уссурийск, март 1997 г.), «Социально-экономические и политические процессы в странах Азиатско-Тихоокеанского региона» (Владивосток, апрель 1997 г.), региональной научно-методической конференции «Проблемы славянской культуры и цивилизации» (Уссурийск, май 1999 г.).
Социоисторическая детерминация
По замечанию примыкавшего к евразийцам культуролога В.Чухнина, в подходе к проблеме времени особенно наглядно проявляется острота и напряжённость философского самосознания эпохи (236,с. 147). В самом деле, способность к осознанию уместности и актуальности собственных политических изысканий характерна доя евразийцев. Если исследовать контекст, уровень развития русской политической науки того времени, то можно только восхищаться характерной для них, с одной стороны, способности улавливать дух времени, а, с другой стороны, поддерживать и обобщать наиболее перспективные направления в области политологии.
Евразийцы не отказывались от политического опыта прошлых эпох и отчётливо сознавали, что сам характер русского государственного права, в силу исторических условий, существенно отличался от западноевропейского. В нашей стране государственная власть в течение многих веков являлась единственным субъектом прав в ущерб правам отдельных людей и сословий. Собственно, и на Западе рождалось много этатистских утопий, но все они не выходили за пределы умственных выкладок отдельных интеллектуалов. При этом русское государство не являлось надклассовым - здесь евразийцы, в отличие от славянофилов, не испытывали никаких иллюзий. Политика русской власти руководствовалась интересами верхушки господствующего сословия. Тем не менее, в русском государстве допетровской эпохи широко были распространены демотические элементы, т.е., как справедливо писал евразиец князь Д.П.Святополк-Мирский, «московская власть широко пользовалась самодеятельностью общественных ячеек», но демотизм этот ничуть не ограничивал власть московских царей - здесь власть ограничивалась интересами тех групп, политическим олицетворением которых она являлась, а также православной этатистской идеологией византизма, но не ограничивалась правами подданных (185).
Евразийцы подчёркивали влияние на их политические учения цер-ковно-византийской идеологии. Собственно, Византия и была первой православной евразийской империей, имевшей собственно понимание римского права, чуждое индивидуализму и процессуализму рома-но-германского права, и развившее римское право не в динамическую (процессуальную) систему отношений лица к лицу, а в статическую сверхличную систему праведного закона». Византийский политический идеал неограниченного государства начал осуществляться в России с XVI в. - он был воспринят великими московскими князьями под воздействием Православной церкви. Если в удельной домосковской Руси (особенно в Новгороде) собственниками (государями) выступало множество хозяев, обладавших неограниченным правом распоряжения и здесь существовали частно-правовые отношения хозяев, то в Московии единственным субъектом государства явился царь - он стал неограниченным хозяином всех своих подданных, а слово «государь» потеряло свой первоначальный смысл. Евразийство, в силу синтетического характера своего политического учения, намеревалось соединить теоретически и практически домосковскую и церковно-византийскую политическую концепции. С гораздо большим скептицизмом евразийцы относились к бюрократическому государству Российской Империи, «закостеневшему» в период правления Николая I. Но и в этом типе государства евразийцы, опять же в силу своего мировоззренческого «синтетизма», обнаруживали положительный элемент - расширение прав собственности, пусть даже только отдельных сословий, начавшееся с «Манифеста о вольности дворянства» 1762 г. В евразийской политико-правовой концепции сильное государство соединяется с развитием лично-правовых форм. Это очевидно следует из теоретических выкладок Н.Н.Алексеева, полагавшего, что «свет с Востока» должен быть соединён с западным «просвещением» и решительно настаивавшего, что «эйдократическое» совершенное государство может являться только «правовым», в смысле «гармоничного сочетания между правомочиями и обязанностями, между свободой и долгом» (7Q,c.41). В своих обращениях евразийцы неизменно связывали государственное начало, крепкую государственную власть с правом, а не с диктатурой принуждения. Они доходили до утверждения, что «стихия права более глубоко и органично связана с евразийством, чем с любым из современных русских политических течений» (140,с.4).
Евразийцев относительно направленности их политического учения не следует считать «антизападниками». В культурно-историческом отношении они были ближе к типу «интеллигента-западника», «вестернизованы», но политический идеал их не совпадал с идеалом либерально-прогрессистским, был романтично-этатистским. Своё «генетическое западничество» они и проявляли в обязательном уважении к идее права, отрицании «плоского» консерватизма и провинциализма в быту, моде и т.п.
Поздним евразийством принималась в расчёт и советская политическая доктрина. Её разбору были посвящены интересные публикации того же Н.Н.Алексеева, а также П.П.Сувчинского, Л.П.Карсавина. Некоторые евразийцы зашли слишком далеко в своём обосновании «исторической правоты» большевизма (А.Эфрон, Д.П.Святополк-Мирский), переехали в Советский Союз и впоследствии были репрессированы. Но большинство из евразийцев сохраняли дистанцию от большевизма, не принимая в нём, в первую очередь, атеизм и насилие.
Евразийство и «философия Общего Дела» Н. Ф. Фёдорова
Определённую опору для своей политической теории евразийцы находили в федоровстве. Вместе с тем, евразийство пришло к идеям Н.Ф.Фёдорова, будучи уже вполне состоявшимся течением эмигрантской мысли. Как писал К.А.Чхеидзе, "евразийцы сказали первое слово об идеократии, не зная Фёдорова, а Фёдоров разрабатывал эту проблему раньше" (153,с.29). Фёдоров и евразийцы призывали к "одухотворению "государственной власти, совершенствованию форм правления. В федоровстве заключено современное толкование идеи соборности, с выдвижением социального и политического проекти-визма, идущего от проективизма нравственного. Ставка на социально-политическую организацию как решающий фактор при осуществлении "идеократической реконструкции " свойственна также и евразийцам. Последние прямо утверждали: "Для многих из наг Философия Общего Дела была ключом, открывшим нам истинное содержание нашей собственной философии "(154,с. ]).
Согласно основоположнику русского космизма, истинное призвание человека состоит в том, чтобы быть сотрудником Бога на земле и "светское и духовное составляют не два царства, а одно "(229, с. 594), а божественное Триединство ддя человека обязано быть не только идеалом, а проектом реального жизнеустроения. Для евразийцев "Общее Дело "состояло в первую очередь в усовершенствовании государства, которое, в свою очередь, должно обустроить российскую политическую жизнь на принципах соборности. Их учение можно назвать этатистским, ориентированным на политику дополнением к фё-доровству. У них более заострён и актуализирован призыв к активному социальному творчеству. Евразийцы пережили революцию и потому демотический элемент в их социально-политической теории был выражен гораздо отчётливее. По их мнению, революционная энергия и энтузиазм народа должны соединиться с религиозным подвигом, традицией религиозной жизни. Именно революция, при всех её негативных последствиях, сделала религиозную правду социально и политически окрашенной. Социальный замысел евразийства подобен фёдоровскому "синархическому"проекту и в его основе находится попытка наполнить "современные социальные процессы религиозным содержанием "(173,с.5).
Среди более частных положений "Философии Общего Дела 7 воспринятых евразийцами, можно указать на концепцию "сторожевого положения" направленную в системе Фёдорова на определение должного состояния отдельного субъекта политики и целых политических общностей. В этой концепции "утверждается необходимое сочетание сознания коренного неблагополучия всех жизненных основ и человеческих взаимоотношений и обязанности постоянного бодрствования за себя и за всех, переходящих организованное (сторожевое, "милитарное 7 служение общему делу"(48). "Сторожевое положение " в евразийской политической доктрине относилось к области политической психологии, оно в качестве определённого умонастроения должно формироваться у широких масс населения и, особенно, у ведущего слоя, и стать "первичной предпосылкой идеократии и её постоянным признаком и качеством " (48). Это состояние сделает возможным политическое творчество народа, который через своих инициативных представителей реализует цели и задачи собственного ме-сторазвития.
Таким образом, социальная концепция Н.Ф.Фёдорова, тяготевшая в сторону современного толкования христианской онтологии и этики, воздействовала на многих евразийцев своим проективизмом, учётом реалий современной культуры. В этой среде вслед за увлечением "Философией Общего Дела "наметился отход от идеализации бытового православия, обнаружилось стремление к политическому аналитизму и социальной аутентичности. Через Фёдорова стало возможным "осовременивание" русских традиционалистских и этатистских политических учений, к числу которых можно отнести и евразийство. Не случайно в евразийской литературе можно встретить признание Фёдорова "учителем своим "изо всех русских мыслителей он нам самый близкий "(154). Но всё же было бы ошибкой считать евразийство прямым продолжением "фёдоровства"- социальный космизм "Философии Общего Дела "представлялся им гениальным мифом, но не более того.
Именно представители евразийства (Савицкий, Трубецкой, Чхеидзе и др.) были теми из русских политологов, кто стал использовать термин «геополитика», адаптируя геополитическую проблематику к условиям России. Евразиец П.Н.Савицкий являлся первым отечественным геополитиком в собственном смысле слова (52,с.444).
Концепция «идеократии» - ядро евразийского государствоведения
Утверждение самостоятельного бытия пронизывающей социально-политическую реальность организационной идеи - исходный пункт содержательной части евразийского политического учения. В нём предполагалось изучить и утвердить первичность идей в социальной и политической жизни. «Политический идеализм» евразийцев основывался на философском платонизме, ибо господство идей в их понимании охватывает не только сферу общественной жизни, но также природу. Например, на уровне химии это проявляется в периодической системе химических элементов, на уровне метеорологии - в системе климатических зон. Организационные идеи упорядочивают наше познание. Словом, любая сфера бытия и познания управляется этими идеями. Метафизическим центром всякой идеи является «эйдос», который, как считали евразийцы, управляет миром природы и общества. Через основного субъекта политики - человека, через его сознание эта организационная идея формирует экономические, политические отношения на тех или иных принципах. Так, капиталистический порядок имеет своим основанием идею организации производства при помощи свободных производителей, работающих на средствах производства, принадлежащих предпринимателю (113,с. 133). Идеи формируют не только социальные и политические отношения, но и личности. По словам П.Н.Савицкого, «если будет идея, будут и личности. Историческая личность создаётся в обстановке и при посредстве исторической идеи. Идея воспитывает личность; питает её соками; даёт силу, ведёт в действие» (167,с. 9). Таким образом, в истории и политике господствует всеобъемлющее «идеалоправство» (167,с. 10).
Далее евразийцы обращались к конкретным идеям, которые выражали политические стремления тех или иных государств и народов. Их природа может быть различной - исключительно религиозной, националистической, чисто правовой или национально-правовой и т.д. Как правило, в основе монархический на Древнем Востоке лежала религиозная идея, в основе империй - национально-религиозная идея. Современные европейские государства руководствуются идеей правового государства. В основе коммунистической политической доктрины, как полагали евразийцы, лежит идея ложно понятой социальной справедливости в виде имущественного равенства. Наличие организационной идеи даёт государству силу. Белое движение потерпело неудачу в силу своего «провинциализма», ибо оно не смогло выдвинуть действительно объединяющую и притягательную идею. По словам евразийцев, коммунизм должен быть не разбит, не уничтожен интервенцией, войной, а преодолен идеологически, в сознании русских людей. Стержневая политическая идея должна иметь в себе, как считали евразийцы, два «слоя»: прикладной, практический и универсальный, вселенский. Её можно определить как идею органического общества и государства как «благо совокупности народов, населяющих данный автаркический особый мир» (224,с. 441). Органицистские концепции выдвигались и раньше в европейской политологии и государствоведе-нии. Но им всем не хватало внутренней цельности, по причине отсутствия веры, полнейшей секуляризации в них. Именно православной России в союзе с мусульманским и буддистским Востоком («туран-скими» народами) суждено в своём политическом и культурном развитии осуществить чаяния всего человечества по созданию цельного, справедливого общества, где интересы всех и каждого гармонировали бы в органическом единстве. Впрочем, евразийцы осознавали всю опасность духовного рабства России, особенно её интеллигенции, перед Западом. Низкопоклонство русских «западников» может затормозить реализацию нашей страной своего политического призвания. Необходима, как писал П.Н.Савицкий, «героическая воля» (167,с. 14) патриотично настроенных русских людей для начала и продолжения строительства подлинно справедливого общества. Сами эти люди должны организоваться, составить союз единомышленников, ориентированный на выполнение практических задач.
В центре евразийской теории государства находилась именно концепция правящего слоя. В данном контексте под идеократией евразийцы понимали строй, в котором правящий слой отбирается по признаку преданности одной общей идее-правительнице (224,с.438). Политический строй идеократии должен быть построен на системе убеждений, иметь единую партию, защищающую интересы государства и личности. Природа такой партии будет коренным образом отличаться от партий либеральной демократии. Если традиционные партии основывались на понятии «pars civitatis», что означает существование одной из политических групп в государственном целом, то евразийская партия как «организация действия», подразумевает «часть света», объединение наиболее активной и деятельной части нации или группы наций («partem mundi) . Новая партия, как писал П.Н.Савицкий, будет являться «активным нуменом нации или группы наций, их стяжённым воплощением» (172,с. 10). Каждый из тех, кто будет составлять ядро партии нового (евразийского) типа должен стать, по образному выражению Н.Арсеньева, «живым камнем», из которых будет сложено единое здание великой России-Евразии (23,с. 53-54).
Концепция «функциональной собственности»
Экономическая стратегия евразийцев подразумевала конечной целью создание необходимого хозяйственного фундамента для эффективного функционирования идеократического государства. Евразийцы были убеждены, что только высокоэффективная экономическая модель может являться приемлемой основой сильного государства. Вместе с тем, строя собственную политологическую доктрину на основе социальной и религиозной антропологии, представители евразийства не могли не учитывать личностный фактор экономического развития, важнейший смысл которого состоял для них в привлечении конкретного субъекта к укреплению экономической основы государства.
Идеальной экономической моделью являлась для евразийцев государственно-частная система хозяйствования, для апологии которой они разработали цельную концепцию. Её проблемным и смысловым ядром выступает в их учении критически решаемый вопрос о собственности. По словам евразийца В.А.Стороженко, «сам институт собственности нуждается в новом смысле, в понятие собственности необходимо вложить новую идею» (196,с.40). Н.Н.Алексеев полагал, что именно неадекватно устроенные отношения собственности способны порождать и воспроизводить социальную напряжённость, бесконечное обогащение одних и обеднение других.
Проблема собственности в понимании евразийцев имеет ряд уровней истолкования: юридический, исторический и политический. Первый уровень - юридический, не решает вопроса о природе собственности, и обращен к вопросу о том, что считается собственностью в настоящее время, т.е. здесь собственность выступает данностью. На втором уровне - историческом, исследуются различные виды собственности в прошлом, настоящем и будущем; здесь существует понимание временности актуальных форм собственности, их принципиальной изменчивости и сменяемости. Но историков редко интересует вопрос о сущности собственности, они скорее обращаются к феноменальной стороне данной проблемы. Наконец, политический уровень проблемы собственности характеризуется тем, что здесь не столько изучают, что такое собственность, сколько стремятся определить, в каком направлении должны быть изменены современные институты частной собственности (9,с.5). Однако, способы интерпретации на политическом уровне проблемы собственности весьма разнообразны. Евразийцы подвергали критике как социалистические, так и буржуазные модели организации и устройства форм собственности.
Экономическая доктрина евразийства соединяется с политической антропологией в контексте актуализации проблемы субъекта собст-венности.С одной стороны, в евразийстве отрицается возможность собственности для «абстрактной» личности, существа, не в социальные отношения, с другой стороны, утверждается возможность существования в качестве субъекта собственности не только «физическим» («одночеловеческим») личностям, но и личностям «коллективным» («многочеловеческим»). При этом адепты евразийства настаивали, что «коллективные личности в той же степ ш физич-ны, как и физические лица\..А Они являются особым родом сложных, физических индивидуумов, а потому они и могут быть субъектами собственности так же, как и отдельные люди» (9,с. 10).
Свою концепцию «государственно-частной системы хозяйства» как единственно приемлемой ддя грядущей подлинной идеократии евразийцы строили на основе критики идей социализации и коммуни-зации собственности. По мысли Н.Н.Алексеева, основная ошибка социализма состояла в стремлении преобразовать природу частной собственности посредством изменения её субъектов (через экспроприацию, национализацию, обобществление и т.п.). В данном случае, как считал Алексеев, действовала примитивная, грубая установка, которую можно определить как «социалистический элементаризм». При этом суть, порядок частной собственности не изменяется - мы имеем дело лишь с новыми субъектами её. Евразийцы подчёркивали, что с исчезновением многоярусности экономического и общественного устройства уничтожается само государство, превращаясь з своеобразную принуждающую структуру, нетерпимо относящуюся к существованию частных интересов. Но, тем не менее, собственность как таковая и в этом случае остаётся, равно как и остаётся её отчуждение от большинства населения, и смена её субъекта сама по себе не может отменить социальное неравенство. В евразийском понимании позитивный смысл экономической политики должен состоять не в манипуляции субъектами собственности, а в эффективном управлении народным хозяйством. Необходимо не столько менять субъект собственности, сколько преобразовывать саму природу, содержание института собственности как правоотношения, особенно изменив отношение субъекта к объекту собственности. Как предполагали евразийцы, именно в этом состоит суть, коренного перелома в усилиях общества покончить с вопиющей социальной несправедливостью.
Формула, которой руководствовались евразийцы, - «ни капитализм, ни социализм!» (9,с.64). Её конкретизация состоит в следующем: в самом понятии собственности заключено правоотношение универсального свойства. В контексте вопроса о правоотношении можно определить два вида собственности: абсолютную и относительную. Универсальное значение собственности состоит в том, что праву собственника соответствует обязанность всего общества в целом и каждого гражданина в отдельности быть лояльным к праву собственника. Но общество часто ограничивает это право собственника, связывая его с известным кругом обязанностей. Когда провозглашается и осуществляется корреляция прав и обязанностей собственника, мы имеем дело с относительной собственностью. При абсолютной собственности, напротив, права собственника не ограничены вмешательством общества и государства. Евразийцы как раз настаивали на преобразовании абсолютной собственности в ограниченную, т.е. в изменении правоотношения к частной собственности со стороны институтов государства. Первый тип относительной собственности уже доминировал в эпоху феодализма, но евразийцы считали феодальную «ленную» собственность недостаточно дифференцированной в том, что касается функциональной специфики её владельцев. В феодальном обществе частные и публичные функции не были разделены, власть господина «для себя» мало отличалась от власти господина «для государства», что вытекало из самой природы сословного общества. Кроме того, здесь власть хозяйственника-феодала подавляла экономическую инициативу вассала.
«Евразийская», в соответствии со своим месторасположением, русская культурная среда получила основы и как бы крепящий скелет исторической культуры от другой «евразийской» культуры. В нашей истории были разные периоды. Менялись идеологии, модели государственного устройства, место, которое наш народ и государство занимали в контексте других народов и государств. Но всегда, от Киевской Руси до нынешней демократической России, пройдя через времена страшного упадка и невероятного взлета (когда влияние нашего государства простиралось на половину мира), Россия сохраняла нечто неизменное - то, без чего не было бы самого понятия «Российское Государство», не было бы единства нашего культурного типа.
Философия евразийства стремится охватить и обобщить именно этот вектор - неизменный, сохраняющий свою внутреннюю сущность, и вместе с тем постоянно развивающийся. Определяя русскую культуру как «евразийскую», евразийцы выступают как осознаватели русского культурного своеобразия. Помимо россиеведения евразийцы занимались созданием и обоснованием качественно новых принципов национальной идеологии России и осуществляли на их основе политическое действие. В этом отношении они имеют еще больше предшественников, чем в своих чисто географических определениях. Таковыми в данном случае нужно признать всех мыслителей славянофильского направления, включая Гоголя и Достоевского (как философов-публицистов).
Евразийцы в целом ряде идей являются продолжателями мощной традиции русского философского и исторического мышления. Ближайшим образом эта традиция восходит к 30–40-м годам ХIХ века, когда начали свою деятельность славянофилы. В более широком смысле к этой же традиции должен быть причислен ряд произведений старорусской письменности, наиболее древние из которых относятся к кон. XV - нач. ХVI вв. Когда падение Царьграда (1453 г.) обострило в русских сознание их роли как защитников Православия и продолжателей византийского культурного преемства, в России родились идеи, которые в некотором смысле могут почитаться предшественницами славянофильских и евразийских. Такие «пролагатели путей» евразийства, как Н.В. Гоголь или Ф.М. Достоевский, но также иные славянофилы и примыкающие к ним, как Хомяков, Леонтьев и др., подавляют нынешних «евразийцев» масштабами исторических своих фигур. Но это не устраняет обстоятельства, что у них и евразийцев в ряде вопросов мысли те же, и что формулировка этих мыслей у евразийцев в некоторых отношениях точнее, чем была у их великих предшественников. Поскольку славянофилы упирали на «славянство» как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать труднозащитимые позиции. Между отдельными славянскими народами безусловно есть культурно-историческая и более всего языковая связь. Но как начало культурного своеобразия понятие славянства во всяком случае, в том его эмпирическом содержании, которое успело сложиться к настоящему времени, - дает немного. Формула «евразийства» учитывает невозможность объяснить и определить прошлое, настоящее и будущее культурное своеобразие России преимущественным обращением к понятию «славянства»; она указывает - как на источник такого своеобразия - на сочетание в русской культуре «европейских» и «азиатско-азийских» элементов. Поскольку формула эта констатирует присутствие в русской культуре этих последних, она устанавливает связь русской культуры с широким и творческим в своей исторической роли миром культур «азиатско-азийских»; и эту связь выставляет как одну из сильных сторон русской культуры; и сопоставляет Россию с Византией, которая в том же смысле и так же обладала «евразийской» культурой…
Евразийство возникло не на пустом месте, оно развилось в русле самобытной и яркой традиции. Своими предшественниками евразийцы считали ту традицию общественной и философской мысли России, для которой «…следует считать характерным отрицание европейской культуры, как общечеловеческой», пишет К.И. Флоровская , в частности утверждение ее непригодности для пересадки на русскую почву; раскрытие самобытности русской культуры и ее независимости от культуры европейской, ввиду того, что русская культура имеет своими истоками византийское православие и родовое самодержавие.
Евразийство всегда подчеркивало огромное значение духовных предпосылок культуры - тех духовных эмоций, которые являются движущими пружинами всякого культурного развития, тех «идей-сил», без наличности которых культура не только не может развиваться, но и существовать. Евразийство противопоставляет себя всем натуралистическим или биологическим теориям культуры, как экономический материализм, расизм и т.п. Но в то же время евразийство не отрывает «идей» от «материи», не впадает в отвлеченный идеализм, противопоставляемый отвлеченному материализму. Для евразийства всякая идеальность неотделима от некоторой связанной с нею реальности, даже «материальности». Идеальность и материальность суть диалектические моменты целостного бытия, так же как форма и содержание, непрерывность и прерывность, единство и множество, сила и масса. Оттого в целостности евразийской культуры, в относительном преломлении ее земного бытия материальный момент является вечным спутником идеального, который от этого не только не теряет своей ценности, но приобретает плоть и энергию, необходимую для реальной жизни и для реального исторического действия.
Определение духовной стороны евразийской культуры наталкивается на ту трудность, что «духовное» как порождение энергии и силы всегда находится в становлении и движении. Оттого духовное содержание культуры никак нельзя выразить при помощи чисто статических определений. Содержанию этому обязательно присущи подвижность и динамичность. Духовная сторона евразийской культуры никогда не есть простая «данность» - она в то же время всегда вечная заданность, задача и цель. Евразийский человек не только существует, но и ворится в процессе культурного развития. Процесс культурного творчества никогда не есть процесс мирный, безболезненный и прямой. Культура претерпевает те же болезни роста, что и физический организм. Отрицательный момент истории, о котором говорил Гегель, всегда дает себя знать и в культурном развитии. Его реальным проявлением являются культурные революции и «скачки», столь же неотделимые от истории человеческих обществ, как и от истории физического и животного мира.
В основе всякой культуры всегда лежат некоторые духовные ценности, наполняющие строящих культуру людей пафосом творчества и требующие соответствующего этим ценностям построения и оформления жизни. Ценности эти обыкновенно не осознаются носителями данной культуры. Можно сказать, что культура обычно является продуктом подсознательного творчества и ценности, лежащие в основании культуры, впервые должны быть открыты культурной философией.
Небезынтересны попытки определения основных принципов, характерных для отдельных типов культур, сделанные европейскими философами культуры, О. Шпенглером и отчасти примыкающим к нему Л. Фробениусом. Мы говорим об известном противопоставлении античного, апполоновского человека человеку новому, европейскому, «фаустовскому». Первый будто бы лишен был чувства бесконечности и не стремился к овладению ею. Он любил замыкаться в свой узкий мир, в свой город, в ограниченность доступных ему пространств. Он был глубоко провинциален во всех проявлениях культуры, в своей религии, науке, философии и т.п. Второй, фаустовский человек, напротив, видит бесконечность и стремится к ней; все его миросозерцание охвачено чувством бесконечности и к овладению бесконечностью стремится его деятельность. Несколько варьируя мысль О. Шпенглера, Л. Фробениус полагал, что названные два миросозерцания характеризуют душу восточного и западного человека: первый живет, чувствуя себя как бы в пещере, и не считает мир своим домом («Вельтхёле», «Хёленгефюль»), второй живет в мире, как в своем доме, и чувствует его бесконечность, его широту («Вельтвайте», «Вельтгефюль»).
Примечательно, что обе названные попытки одинаково двигаются по линии чисто пространственных определений. Это свидетельствует, что их сделал западный человек, который сам погружен в созерцание пространства и всю культуру свою понимает как овладение пространством и всем тем, что в пространстве заключено. Сколь далек был от подобных путей, например, представитель индийской культуры, который отлично чувствовал бесконечность мира, но чисто внешнее овладение пространством вовсе не считал положительным достижением! Духовное противопоставление двух основных культурных типов, восточного и западного, следует выразить не путем этих внешне пространственных определений, но рядом следующих метафизических антитез, примирение которых составляет историческую задачу евразийской культуры.
В конце 80-х годов при крахе советской системы в российском обществе возобладали атлантистские, проамериканские ценности, модели, тенденции, ориентации. Если марксизм был «диалектом» евразийства, «евразийской ересью», то атлантизм является не «ересью», а полной антитезой евразийства, его полной противоположностью. А поскольку наше Государство изначально основано на евразийских ценностях, то ни к чему хорошему либерально-демократические «реформы» (одностороннее, экстремистское западничество) привести не могли.
Следуя за нашей философией, за нашей системой взглядов и ценностей, мы были вынуждены находиться в политической оппозиции проатлантистскому режиму. Эта оппозиция не была оппозицией Государству, власти как таковой. Евразийцы всегда поддерживали государственный принцип, стремились к усилению национальной безопасности, стратегического могущества Государства, были апологетами и поборниками социальной, национальной и религиозной гармонии. Но модель «переходного периода», которая сложилась в последнее десятилетие и во внешней и во внутренней политике, была выстроена не таким образом, чтобы утвердить государственные институты, сделать наше Государство, наш народ более сильными, процветающими, свободными. Это был самоубийственный курс. Все, что делалось в атлантистском ключе, вершилось сознательно (возможно, кем-то бессознательно) против России, против всех народов, населяющих Российскую Федерацию. Было ослаблено, почти разрушено Государство, была проведена незаконченная и непоследовательная, неумная, фрагментарная экономическая «реформа», в результате которой мы очутились на краю пропасти.
В этот период носители евразийских идей, представители евразийского мировоззрения солидаризовались с тем патриотическим флангом в нашем обществе, который громогласно предупреждал о гибельности данного курса. Причем, подчеркну, что само по себе евразийство не являлось и не является ни «правым», ни «левым», ни либеральным, ни социалистическим. Евразийцы готовы поддержать представителей любого идеологического лагеря, у которых увидят волю к укреплению государственности, геополитической мощи державы, верности традиции, общественному согласию, сохранению и укреплению исторической идентичности, цивилизационной самобытности России-Евразии.
Специфика евразийских взглядов заключается в том, что, во-первых, они не просто заявлялись декларативно, но и находили в трудах евразийцев детальное и научно аргументированное изложение (евразийцы редко писали политические программы, и в основном их идеи отражены в пространных научных статьях и монографиях). И, во-вторых, - в самой многосторонности и сложности евразийских научных концепций.
Можно сказать, что евразийцы на деле осуществили те идеи создания синтетического мировоззрения, достижения того «цельного знания», о котором говорили русские мыслители кон. XIX - нач. ХХ вв. Действительно, их мировоззрение представляет собой синтез достижений целого ряда научных дисциплин, как естественных, так и гуманитарных. Евразийские концепции нашли отражение в трудах по географии, истории, философии, в ряде работ политологического характера и даже в художественном творчестве. Все эти элементы в совокупности и составляют целостную евразийскую доктрину, которая, однако, так и дождалась сколько-нибудь полного «систематического изложения», хотя попытки такового предпринимались и евразийцами-«классиками», и нашими современниками.
Западная философия была по преимуществу теоретической. Она культивировала чистую теорию, которая для нее была некоторой «целью в себе». Этот теоретический дух западной философии можно почувствовать, прочтя первые страницы «Метафизики» Аристотеля и сравнив их с любым древним индусским или китайским философским трактатом. И если на Западе существовала философия не как «чистая теория», но как учение «спасения» (Хайльслере), то здесь восточные влияния несомненны (у пифагорейцев, Плотина, неоплатоников и т.п.). В особенности же характер чистой теории всякое познание приобрело в новой, буржуазной Европе, где наука стала отрешенной от практики, чисто самодовлеющей теорией и где сама философия стремилась стать чистой наукой. В противоположность этому восточная философия всегда сохраняла «практический» характер, всегда преследовала высшую духовную и в то же время деятельную цель - именно мистическую цель конечного освобождения и спасения. В этом смысле есть некоторое формальное сходство между восточной философией и известным стремлением Маркса слить философию с практикой и сделать всякое познание практическим. Но Маркс мыслил эту «практику» чисто материалистически, как технику, как чисто производственное изменение мира, как его использование в целях удовлетворения человеческих потребностей. Маркс также не знает чистой теории и чистой философии, что блистательно показало практическое применение его взглядов в России. Советско-марксистская философия менее всего является «чистой теорией». Нет, это есть средство классовой борьбы, метод коммунистической пропаганды, средство для более успешного проведения того, что называется политикой «генеральной линии» правящей партии. Теоретическая и философская Истина заменена здесь классовой целесообразностью и идеей технического успеха.
Евразийству свойственно стремление сблизить науку с практикой, сочетать ее с производственным процессом, придать ей лабораторный характер. Но техническое знание в свою очередь не может иметь самодовлеющего характера. Техника должна стоять на службе у высших целей, познание которых не достигается ни в лабораториях, ни в производственном процессе. Познаются они в духовном ведении, которое в то же время является и духовным деланием. Экономический материализм о таком знании ничего не ведает и ему не учит. Он наивно верит, что одних эгоистических классовых интересов угнетенных и бедняков достаточно, чтобы не только вдохновить мир к преобразованию материальной природы, но и фактически эту природу преобразить. Только преображенному духу может быть открыто, как может быть преобразована материя. Одной химией этой задачи не решишь, даже если ее слить с производством. Евразийство в этом пункте стремится синтезировать идею деятельного знания в ее восточном и «западном», марксистском понимании.
Сказанное можно выразить так: евразийство полностью принимает то посюстороннее дело, которое и сейчас с большою энергией производится по части экономического, социального и политического строительства особого мира Евразии. Оно желает интенсифицировать и усилить эту работу, сознательно и последовательно согласуя ее с исходными и исконными особенностями и отличительными чертами евразийского мира. Но всю эту работу оно стремится освятить и осмыслить стремлением к потустороннему, в плане которого человек-творец является не кем иным, как помощником Бога.
Евразийство - само движение и ценит движение. Но оно не согласно в движении, переходящем в суету, видеть какой-то конечный идеал. Оно понимает, что мир, по своему несовершенству, обречен на движение. Евразийство чутко прислушивается к законам движения и стремится полностью использовать их. Но из бездны движения оно чует и слышит тот мир «неподвижной активности», в котором благодатно снято и преодолено тяготеющее над нами несовершенство.
Евразийцы - все в практике. Но «практическая практика» для них только ступень и путь к конечному освобождению и спасению.
Так сочетают они предельное напряжение в делах мира сего, тех делах, значение которых в последние столетия с особенной силой выразил Запад, с сохранением живыми и мощными непреходящих ценностей Восточного Духа.
Таким путем подготовляют они грядущий - евразийский - исторический синтез.
Можно было бы и еще далее продолжить эти параллели, но и сказанного, думаем мы, достаточно, чтобы утвердить мысль, высказанную еще в одном из первых евразийских изданий: «Мы - метафизичны и в то же время этнографичны, географичны». К нам неприменимо то наименование, которым граф Кайзерлинг окрестил коммунизм, фашизм и расизм. Мы не «теллуричны» или, вернее, мы более чем теллуричны. Мы стоим за «пронизывание эмпирии духовной сущностью», за «воплощение веры в конкретно жизненное исповедничество и делание».
ЕВРАЗИЙСКАЯ философия выражает основные константы русской истории. В нашей истории были разные периоды. Менялись идеология, модель государственного устройства, место, которое наш народ и наше государство занимали в контексте других народов и государств. Но всегда, от Киевской Руси до нынешней демократической России, пройдя через времена страшного упадка и невероятного взлета (когда влияние нашего государства простиралось на половину мира), Россия сохраняла нечто неизменное. То, без чего не было бы самого понятия "Российское государство", не было бы единства нашего культурного типа.
Философия евразийства стремится охватить и обобщить именно этот вектор. Неизменный, сохраняющий свою внутреннюю сущность и вместе с тем постоянно развивающийся.
Основным принципом евразийской философии является "цветущая сложность". Никогда в истории нашей страны мы не имели моноэтнического государства. Уже на самом раннем этапе русский народ формировался через сочетание славянских и финно-угорских племен. Затем в сложный этнокультурный ансамбль Руси влился мощнейший чингисхановский, татарский импульс. Русские не являются этнической и расовой общностью, имеющей монополию на государственность. Мы существуем как целое благодаря участию в нашем государственном строительстве многих народов, в том числе мощного тюркского фактора. Именно такой подход лежит в основании философии евразийства.
Евразийство сегодня существует в крайне сложной международной ситуации. Сегодня евразийский принцип "цветущей сложности" является точным аналогом многополярности, о которой говорится в доктрине национальной безопасности Российской Федерации. Как прежде Российское государство строилось как евразийское сочетание различных самобытных элементов, так и теперь (уже на международной арене) Россия выступает как поборник сложного многополюсного мира. Можно сказать, что сама концепция нашей национальной безопасности уже заключает в себе фундаментальный принцип евразийства┘
История возникновения евразийской идеологии сложна и драматична. Ее выстрадали лучшие русские умы в наиболее драматический период российской истории. Впервые его основы сформулировали великие русские мыслители: князь Николай Трубецкой, Петр Савицкий, Николай Алексеев, Георгий Вернадский (сын величайшего русского ученого), Владимир Ильин, Яков Бромберг, Лев Карсавин, Петр Сувчинский, Сергей Эфрон и другие лучшие люди России. К сожалению, в то время идеология евразийства в полной мере не была востребована. Тогда в России победил марксизм...
Однако евразийцы не считали большевиков абсолютным злом, как это делали многие в эмигрантской среде. Оценивая советский период российской истории, они пришли к парадоксальному выводу: в Советском Союзе реализовалась специфическая, экстремальная, если угодно, еретическая разновидность евразийства. Если рассматривать евразийство как язык, то евразийцы считали советский период диалектом этого языка, крайне противоречивой его разновидностью, обреченной на крах. Евразийцы лишь немного ошиблись в расчетах, так как неожиданная мобилизация патриотического, национального инстинкта во время Второй мировой войны несколько оттянула неизбежный конец.
При этом евразийцы видели в советском государстве положительные, созидательные аспекты: последовательное отстаивание национальных интересов и подлинно идеократический строй (хотя и базирующийся на губительной для России идеологии).
Евразийцы утверждали, что у России есть свой собственный путь. И этот путь не совпадает с основным путем западной цивилизации. Россия и Запад - разные цивилизации, они реализуют разные цивилизационные модели, у них разные системы ценностей. Это не пропагандистское клише времен холодной войны. Вся мировая история последнего тысячелетия показывает противоположность "пестрого" евразийского мира и западной цивилизации. Евразийцы считали, что это противостояние никуда не исчезло и никуда исчезнуть не может. Здесь евразийцы вплотную подошли к основному закону геополитики, утверждающему, что между евразийской метацивилизацией, ядром которой является Россия, и западным атлантическим сообществом изначально существует неснимаемое противоречие.
Это особенно очевидно сегодня, когда Запад из благодушного поставщика просроченных консервов словно по волшебству превратился в жесткого и прагматичного претендента на мировое господство. Запад игнорирует наши приоритеты в Восточной Европе, расширяет свои военные блоки, проводит собственную, не учитывающую наши интересы политику на Кавказе, осуществляет масштабные PR-кампании по дискредитации нашей страны. Все это иначе как "холодной агрессией" против современной, демократической (!) России, не назовешь.
Евразийцы были абсолютно правы, когда утверждали, что никакое изменение нашего политического строя, никакое приспособление нашей идеологии к "общечеловеческой" (на самом деле западной, точнее - американской) не избавят Российское государство от жесткой оппозиции со стороны Запада. Любопытно, что этот тезис евразийцев полностью подтверждает виднейший идеолог современного Запада Збигнев Бжезинский. В своей книге "Великая шахматная доска" он недвусмысленно заявляет, что для американца хорошая Россия - это несуществующая Россия. Россия расчлененная. Россия угнетенная. Россия, разбитая на несколько секторов и освоенная соседними государствами. Отпраздновав победу в холодной войне, Запад "взял" Россию как контрибуцию, и поступать он с ней намерен соответствующим образом.
Все это не ново. За последние несколько столетий мы неоднократно убеждались, что за гуманистической, просветительской риторикой Запада стоит неумолимость колонизатора, жестко отстаивающего свои интересы, лишенного сантиментов по отношению к покоренным народам.
Все вышеизложенное, а также насущная необходимость в национальной идее делают евразийство крайне важным стратегическим, философским и социально-политическим инструментом, необходимым элементом нашей внутренней и внешней политики.
НЕОЕВРАЗИЙСТВО
Интерес к евразийству в 80-е годы ХХ века был тесно связан с ростом популярности трудов Льва Николаевича Гумилева - последнего евразийца старой плеяды. Однако параллельно с интересом к отцам-основателям евразийства в научной среде стала формироваться идеология неоевразийства, основанная на новом прочтении этой глубокой, исполненной творческой интуиции философии.
К началу 90-х годов сбылись предсказания лучших представителей старой школы евразийства. Советская идеология не справилась с вызовом времени. Марксизм, которому были принесены в жертву наши духовность и национальное самосознание, рухнул. Великое евразийское государство стало неудержимо распадаться. Обращение к евразийской идеологии в этот момент давало шанс избежать трагедии. Можно было не идти на поводу у Запада и, сохранив мощь советского государства, постепенно демонтировать архаичную идеологию, тормозящую наше развитие, мешающую нам занять подобающее место в стремительно меняющемся мире. К величайшему сожалению, в тот момент евразийство оказалось невостребованным. И тогда идейный вакуум временно заполнил губительный для России атлантизм┘
Решающий вклад в создание неоевразийской идеологии внесла совпадающая с ней по своим основным ценностным ориентирам российская геополитическая школа, практически созданная (или воссозданная) мной и моими сподвижниками в конце 80-х - начале 90-х годов. Современная геополитика дала неоевразийской философии научный арсенал, рациональную и действенную методологию, актуальность и применимость к реальной политике. Отцы-основатели евразийства исходили из гениальных догадок и интуиций. Благодаря геополитике их наработки приобрели научный характер. Научное изложение евразийской геополитики изменило статус евразийского мировоззрения. Теперь это не только философская идея, это еще и инструмент стратегического планирования. Ведь практически все сферы нашей внутри- и внешнеполитической деятельности, любые масштабные проекты могут быть в той или иной степени проиндексированы по критерию: "Евразийство это или атлантизм".
Кроме того, евразийство было обогащено традиционалистской философией и историей религии, так как этот аспект у отцов-основателей евразийства был развит достаточно фрагментарно. Сейчас неоевразийская философия представляет собой стройный историко-религиоведческий аппарат, позволяющий осмыслить и осознать тончайшие нюансы в религиозной жизни различных государств и народов.
В неоевразийстве были развиты и оригинальные экономические модели, представляющие "гетеродоксальную экономическую традицию", - как бы третий путь между классическим либерализмом и марксизмом. Этот третий путь можно назвать неортодоксальным либерализмом, или неортодоксальным социализмом, как кому нравится. Когда мы обращаемся к отцам-основателям этой гетеродоксальной экономической школы (к Фридриху Листу, Сисмонди, Сильвио Гезеллю, Йозефу Шумпетеру, Густаву Шмоллеру, Франсуа Перру, даже к Кейнсу) и применяем их подходы к современной российской ситуации, мы получаем идеальные модели для решения всех задач, стоящих перед российской экономикой. Трагическим недоразумением следует признать то, что "третий путь" в экономике не сменил марксизм в России в начале 90-х. Вместо этого мы из одной губительной для России догматической ортодоксии (марксистской) перешли к другой не менее губительной догматической ортодоксии (гипер-либеральной).
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ЕВРАЗИЙСТВА В ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
В конце 80-х годов при крахе советской системы в российском обществе возобладали атлантистские, проамериканские ценности, модели, тенденции, ориентации. Если марксизм был "диалектом" евразийства, "евразийской ересью", то атлантизм является не "ересью", а полной антитезой евразийства, его абсолютной противоположностью. А поскольку наше государство изначально основано на евразийских ценностях, то ни к чему хорошему либерально-демократические "реформы" (одностороннее, экстремистское западничество) привести не могли.
Следуя за нашей философией, за нашей системой взглядов и ценностей, мы были вынуждены оказаться в политической оппозиции проатлантистскому режиму. Эта оппозиция не была оппозицией государству, власти. Евразийцы всегда поддерживали государственный принцип, стремились к усилению национальной безопасности, стратегического могущества государства, были апологетами и поборниками социальной, национальной и религиозной гармонии. Но модель "переходного периода", которая сложилась в последнее десятилетие и во внешней, и во внутренней политике, была выстроена не таким образом, чтобы утвердить государственные институты, сделать наше государство, наш народ более сильным, более процветающим, более свободным. Это был самоубийственный курс. Все, что делалось в атлантистском ключе, творилось сознательно (возможно, кем-то бессознательно) против России, против всех народов, населяющих Российскую Федерацию. Было ослаблено, почти разрушено государство, была проведена незаконченная и непоследовательная, неумная, фрагментарная экономическая "реформа", в результате которой мы очутились на краю пропасти.
В этот период носители евразийских идей, представители евразийского мировоззрения солидаризовались с тем патриотическим флангом в нашем обществе, который громогласно предупреждал о гибельности данного курса. Причем само по себе евразийство не являлось и не является ни правым, ни левым, ни либеральным, ни социалистическим. Евразийцы готовы поддержать представителей любого идеологического лагеря, защищающих элементы государственности, других евразийских ценностей. Изменническая позиция политического руководства того времени возможность такой поддержки исключала. Неудивительно, что доминация атлантизма в первой половине 90-х годов сопровождалась искусственной маргинализацией евразийских идей.
Большинство евразийских научных центров, изданий, евразийский анализ текущих политических и экономических событий не могли в этот период пробить себе дорогу на авансцену политической и культурной жизни. Евразийство в период доминации атлантистских ценностей, в период "идеологической оккупации" России (которая, слава Богу, сейчас заканчивается) было признано "неполиткорректным".
После публикации "Великой войны континентов" в 1991 году, где я впервые предложил ввести индекс деления на евразийцев и атлантистов в качестве методологической модели в политике, экономике, культуре и т.д., тогдашний министр иностранных дел Андрей Козырев заявил: "По такой классификации я - атлантист. Ну и что? Я этим горжусь". Симметричное заявление, например в США, просто немыслимо. Если бы какой-либо высокопоставленный американский чиновник или политический деятель заявил, что он - евразиец, такой человек был бы просто интернирован, поскольку подобное высказывание - нарушение всех принятых там неписаных правил, дерзкий вызов нормативам американской атлантистской политкорректности. Америка выстраивает свою стратегическую модель планетарной политики как противостояние евразийскому цивилизационному и стратегическому пространству. Это константа атлантистской геополитики начиная с эпохи мирового владычества Англии описана во всех учебниках геополитики.
В России же происходила невероятная вещь: министр иностранных дел (!) заявлял о своем атлантизме. А ведь это означает, что интересы американского государства и западного атлантического блока НАТО для него, российского государственного деятеля, важнее интересов собственного народа┘ Это, конечно, был триумф атлантизма...
Большинство отечественных СМИ также, прямо или косвенно, исходило из атлантистских антигосударственных и антинациональных представлений. Последовательнее всех атлантистские позиции отстаивало НТВ. По мнению господ Гусинского и Киселева, на свете есть только американские, западные интересы, тождественные абсолютному благу для России и всего остального мира┘ Есть только одна модель идеального социально-политического устройства - это модель Соединенных Штатов Америки и ее аналоги. Есть только одни "правильные" стратегические проекты - это проекты западного мира, НАТО. Те, кто противостоит США и их глобальным интересам, - нецивилизованные "варвары", "дикари", "реваншисты" и т.д. В такой ситуации, при катастрофическом атлантистском перекосе, евразийская идея, конечно же, не могла пробиться на экраны телевидения, получить широкое освещение в прессе┘ Как могли проходить в данной ситуации парламентские слушания по евразийству? Как могло быть положено начало адекватному евразийскому обучению и воспитанию, преподаванию геополитики в школах и вузах? Понятно, что тогда это было нереально┘
Эти десять лет мы боролись с таким положением дел. Боролись радикально, любыми способами. Мы боролись за наше государство, за возрождение России, за мир между народами, за глубокий, активный, содержательный (а не поверхностно "гуманитарный") межконфессиональный диалог.
Евразийство особое внимание уделяет истории религии, межконфессиональным отношениям. Среди евразийцев (и особенно неоевразийцев) наличествуют очень серьезные и глубокие знатоки основных классических традиционных религий, православия в первую очередь, а также ислама, иудаизма, буддизма. С нашей точки зрения, тонкие материи религии, духа, метафизики, которыми часто пренебрегают при решении экономических и социально-политических задач, играют огромную, подчас решающую роль. Религиозный фактор - не предрассудок, чудом сохранившийся с древнейших времен. Это активная, глубокая жизненная позиция, формирующая основы человеческой культуры, психологии, социальные и даже хозяйственные рефлексы.
Несмотря на формы прямого уничтожения, прямой агрессии против веры и религии, которая практиковалась в течение долгих десятилетий, никто не смог выжечь веру из сердец представителей евразийских народов: православных, мусульман, иудеев, буддистов. Евразийское благочестие, общеобязательная нравственность - одни из важнейших императивов евразийства. И в этом отношении между различными конфессиями и религиями нет принципиальной разницы в поддержке курса государства на утверждение базовых нравственных критериев. Однако в тот период мы были вынуждены оппонировать атлантистским элементам в руководстве страны, атлантистскому уклону российской власти. Конструктивное сотрудничество было невозможным┘
Но ситуация стала меняться уже с середины 90-х годов. Российское руководство после беспрецедентного крена в атлантизм постепенно начало понимать, что это убийственное для страны направление. Несмотря на наши шаги навстречу Западу, НАТО не прекращает расширяться на Восток, западные "партнеры" жестоко убивают наших братьев-сербов. Стало совершенно очевидным, что Запад воспринял наше доброжелательное к нему отношение как признак слабости, еще раз доказав, что гуманитарная риторика - не более чем "дымовая завеса". Единственный понятный Западу язык - это язык силы. С сильным они считаются, слабого презирают, унижают, третируют. И вот после того как российское общество столкнулось с этим напрямую, увидело несостоятельность атлантистских реформ, всю гибельность и самоубийственность этого курса, отношения к евразийской тематике начало меняться. Вначале были отстранены от власти откровенные атлантисты. В частности, тот самый господин Козырев. Очевидно, таким образом ему "аукнулось" легкомысленное заявление про атлантизм. Одновременно начался медленный, мучительный процесс выхода российской власти, российского общества, российского бизнеса, российских средств массовой информации и российского научного сообщества из атлатистского тупика.
В последние годы правления Ельцина мы уже видели судорожные, крайне неуклюжие попытки нащупать иной курс, затормозить падение в бездну, предложить нечто более соответствующее интересам нашего государства. Но, видимо, идеологические и личностные аспекты стали преградой для того, чтобы окончательный поворот состоялся при прежнем президенте.
Даже в моей личной судьбе в эти годы, с 1997 по 1998 год, происходят достаточно показательные перемены. В 1998 году я стал советником председателя Государственной Думы, позитивно рассматривая постепенную эволюцию российского руководства в евразийском направлении. В тот период я окончательно убедился в неспособности так называемой патриотической оппозиции (несмотря на колоссальную поддержку большинством населения) воплотить в жизнь ее правильные лозунги. Постепенно эта оппозиция выродилась в популистское оппонирование правительству и президенту, в тупиковую и безответственную эксплуатацию ностальгических эмоций населения.
Важнейшей вехой в истории неоевразийского мировоззрения в России стал приход к власти Владимира Владимировича Путина. Здесь те евразийские тенденции, которые давно отчаянно стучались в дверь российской власти, как по мановению волшебной палочки, получили санкцию со стороны власти. За год нахождения у власти Путина зеленый свет уже получили практически все евразийские инициативы, накопившиеся за эти годы, начиная с Евразийского экономического сообщества, предложенного Нурсултаном Назарбаевым. В прошлом году Евразийское экономическое сообщество было наконец провозглашено. Решение о его создании подписали главы пяти стран Таможенного союза. Интенсифицировался процесс объединения России с Белоруссией, который, кстати, был инициирован еще при Ельцине Дмитрием Рюриковым, который является членом Центрального совета движения "Евразия", нашим единомышленником. Сейчас он занимает должность полномочного посла Российской Федерации в Республике Узбекистан.
Постепенно стало очевидным, что нынешнее российское руководство однозначно, хотя и не резко, без рывков (как положено осмотрительным и ответственным политикам) переходит на евразийские позиции.
Подтверждением адекватности нашей оценки эволюции российской власти в евразийском направлении было программное заявление Путина в Брунее на съезде глав стран Тихоокеанского региона. В своем эксклюзивном интервью для интернетовского сайта Strana.Ru Владимир Владимирович сделал четкое, однозначное заявление: "Россия является евроазиатской страной". Для тех людей, которые понимают смысл сказанного, это не просто географическая констатация или ничего не значащее проходное утверждение президента. В этой фразе содержится целая программа. И мы - знатоки евразийства, разработчики неоевразийского проекта - прекрасно понимаем, что из этого следует.
Постепенно, шаг за шагом, пусть медленнее, чем нам хотелось бы, но евразийские шаги новым российским руководством делаются. Мы видим, что сегодня взят курс на укрепление государственности, на усиление вертикали власти, на гармоничное решение межконфессиональных и межэтнических проблем, на оздоровление российской экономики, на переход в режим автономной экономической политики, когда мы отказываемся от кредитов Международного валютного фонда. В такой ситуации мы, неоевразийцы, осознаем необходимость окончательного и полного перехода на позиции политического центризма, потому что курс нынешней власти, Центра в основных своих параметрах соответствует выстраданной и выношенной нами системе взглядов. Принципиальные установки эволюции российской власти совпали с установками неоевразийства по основным параметрам.
Многие сегодня поддерживают президента с оговорками. Мы поддерживаем его радикально. Поэтому мы определяем нашу позицию как радикальный центр. Если с точки зрения нашего анализа что-то в действиях президента не соответствует строгим евразийским критериям, мы полагаем, что и в этом случае они должны не подвергаться критике, а исправляться путем реальных действий.
Сегодня центристский фланг в партийном аспекте достаточно многообразно представлен. Четыре фракции и депутатские группы объединились в пропрезидентский блок. К этому процессу мы относимся крайне положительно. Это очень хорошо. Чем больше центристских партий будет в Государственной Думе, чем большей поддержкой законодателей будет пользоваться президент, тем лучше. Но существующие партии, к сожалению, созданы во многом по конъюнктурным соображениям. Они представляют собой постоянный политический класс, готовый поддержать и реализовывать волю практически любой власти с любыми идеями (или оппонировать ей, если партия занимает "протестную нишу"). Полноценной демократической партийной системы в России не сложилось, а с точки зрения евразийской идеологии и не может сложиться. У нас другая страна, другая история, другое общество┘ Полноценные парламентские партии Запада отражают в себе политический опыт западной цивилизации и логику их истории. Наша же партийная система пока находится в эмбриональном, зачаточном состоянии. Даже конъюнктурный партийный центр, поддерживающий президента, к которому мы крайне положительно относимся, вызывает у нас некоторые опасения. Дело в том, что этот же центр (практически те же самые люди) совсем недавно поддерживал самые невероятные, разрушительные, экстремистские, антигосударственные, антипатриотические тенденции. Так что цена их нынешней поддержки президента невелика. Опора на конъюнктурных "профессиональных политиков", особенно в переломный для страны момент, - вещь ненадежная. Это конформистский, ситуативный центр. Наш центр, наши евразийские позиции, наша радикальная поддержка президента являются, напротив, центризмом по евразийскому убеждению. Мы поддерживаем президента сознательно, созидательно, активно. Мы поддерживаем его как евразийского лидера и стремимся не просто заявить об этом, но делегировать колоссальные наработки евразийской философии, евразийской стратегии, евразийского методологического аппарата (в том числе и научного) нынешнему руководству страны. Мы готовы теснейшим образом и в любых формах сотрудничать с ним, для того чтобы помочь судьбоносному явлению, которым являются евразийские реформы Владимира Путина.
ЦЕЛЬ СОЗДАНИЯ "ЕВРАЗИИ"
Мы хотим создать движение нового типа, движение, которое не ставит своей задачей бросаться в предвыборную гонку, не стремится становиться еще одним политическим кланом, в котором коррупция свила бы еще одно гнездо. Мы создаем движение, которого в Российской Федерации пока еще нет, движение, основанное на мировоззренческом подходе. Это мировоззренческое, евразийское движение. Наша цель - не прийти к власти и не бороться за власть, наша цель - бороться за влияние на власть. Это разные вещи.
Партийная модель предполагает определенный шантаж власти. Партии могут покинуть заседание Государственной Думы, могут поставить ультиматум, могут отклонить нужный исполнительной власти закон. Это форма торга. Нам кажется, что такая, свойственная Западу, форма демократии в российских условиях порождает лишь клановость и коррупцию. По большому счету следовало бы весь парламент сделать беспартийным и пропрезидентским (к чему мы, похоже, скоро придем), своего рода "законодательным отделом" при администрации президента. Мы полагаем, что действительно эффективное влияние на власть должно проходить по другим каналам и схемам. Мы должны выдвигать обоснованные евразийские проекты, предлагать эти проекты российскому руководству...
Есть несколько направлений, которые способна освоить исключительно евразийская философия. В первую очередь это межнациональные, межконфессиональные конфликты. Их разрешение обычно видят в тихом и мирном сосуществовании людей, прохладных к собственной вере и поэтому безразлично относящихся к вероисповеданию других. Это конъюнктурные пацифисты межконфессионального толка. Они присутствуют на различных круглых столах по утихомириванию межрелигиозных конфликтов. Само по себе это, может быть, и неплохо, но, увы, большого толку от этого, как правило, не бывает. Другая крайность - так называемые фанатики или радикалы, призывающие к жестокому межконфессиональному или межэтническому противостоянию. Это, безусловно, еще хуже, поскольку наносит сокрушительный удар нашему народу, стравливает между собой силы, которые должны были бы вместе во имя благочестия и веры (у каждого своей) ополчиться на современные, безнравственные, псевдоэтические культурные клише, диктуемые Западом.
Евразийство для решения межконфессиональных проблем предлагает третий путь - диалог активных, глубоко и фундаментально верующих людей (если угодно, фундаменталистов в своих религиозных традициях), стратегический союз созидательных фундаменталистов, как в России, так и шире - в странах СНГ и в мире. Такой подход должен стать новой моделью межконфессионального диалога, основанного на понимании глубин своей собственной традиции и понимании глубин традиций другого народа. Мы как бы объединяем полюса, призываем людей, глубоко и живо переживающих уникальность своей веры, не к слиянию, но к глубинному взаимопониманию и стратегическому альянсу традиций.
Не для кого не секрет, как обострились сейчас межконфессиональные проблемы на Северном Кавказе. Новый очаг напряженности возникает в Татарстане, других исламских регионах России. С нашей точки зрения, для органичного сосуществования (как это было веками) мусульман и православных как полноправных граждан нашей общей державы евразийский проект предлагает идеальную модель. Частично этот проект уже сейчас отрабатывается нами на Северном Кавказе.
Точно так же на евразийской платформе решаются межэтнические конфликты. Уникальность евразийского подхода заключается в том, что в нем не противопоставляются национализм и интернационализм. Еще отец-основатель классического евразийства князь Трубецкой говорил об общеевразийском национализме, когда самоутверждение каждого народа и каждой нации в составе России поддерживается Центром. Только такой позитивный, созидательный, гармоничный, симфонический (если использовать церковную терминологию) евразийский принцип позволяет решить все возникающие в России межнациональные конфликты.
Евразийская идея родилась в среде русских интеллектуалов в 1920-1921 гг. Ее основатели не испытывали подобно Н. Бердяеву нетерпимости к русскому коммунизму, но и не принимали революционную практику большевиков. Их учение призвано было объяснить существование Советской России – страны, чуждой экономически и политически остальному миру, – определить ее место и ее путь.
В годы, когда формировалась евразийская идея, и буржуазный Запад, и колониальный Восток казались нестабильными и исторически обреченными. Поэтому евразийцы полагали, что именно в СССР есть те начала, которые обновят мир. Эти начала они не связывали ни с социализмом и коммунизмом, ни с революционным насилием и атеизмом. Но очевидно, что идеи и мировоззрение евразийцев были порождением советской действительности 20-30-х годов.
Евразийство возникло и развивалось одновременно и как своеобразная политическая доктрина, и как определенная историофилософская концепция, уходящая корнями в русское славянофильство и западничество. Еще Н.М. Карамзин писал в "Записке о древней и новой России" (1811 г.), что Россия "возвысив главу свою между азиатскими и европейскими царствами, представляла черты сих обеих частей мира..." В этой фразе – едва ли не полный набор евразийских понятий. Косвенное отношение к евразийской идее имеют Н. Данилевский с мыслями о враждебной Европе славянской цивилизации и К. Леонтьев с понятиями византизма. Прямым же и непосредственным предшественником евразийской историософии был известный славист Ламанский, чьи работы прошлого века – чистое евразийство, свободное от переживаний революции и Советской власти.
Важной составляющей евразийства является попытка переосмысления прошлого и настоящего России, "новое прочтение" русской истории.
Для подлинных евразийцев Россия есть не часть европейской цивилизации, не часть Европы, и не новая славянская цивилизация, идущая вслед романо-германской. Она – симбиоз ордынских, византийских, еще каких-то "восточных" начал и чего-то славяно-европейского. Россия, заведомо "не Европа" и ее историю нелепо сопоставлять с историей Франции или Испании.
Это направление за короткое время объединило выдающихся представителей российской эмигрантской элиты. Евразийские идеи впервые были обнародованы в сборнике "Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев", изданном в Софии в 1921 г. Реальным основателем нового течения стал географ и политический мыслитель П.Н. Савицкий. К евразийцам принадлежали также князь Н.С. Трубецкой, философ Л.П. Карсавин. Некоторое время евразийство принимали С.Л. Франк и П.М. Бицилли. Сторонники евразийства опубликовали несколько сборников и периодически издавали "Евразийскую хронику".
Обычно различают раннее евразийство – софийская стадия, – и позднее, датируемое 1927-1928 гг. Позднее евразийство разделилось на правое и левое течения. Особенно активны были евразийцы в начале 20-х годов. Но уже к середине 20-х началось концептуальное и организационное разложение движения. Во многом этому способствовало то, что его идеи были оспорены и пересмотрены одним из основателей – Г.В. Флоровским. Он признал евразийские конструкции опрометчивыми, голословными, основанными зачастую просто на эмоциях, и фактически отошел от движения в 1922 г. Трубецкой держался дольше: он констатировал, что евразийство исчезло в 1925 г. Пост идейного вождя занял Л. Карсавин.
На втором этапе, после 1925 г., политические идеи стали приобретать самодовлеющий характер, учение переросло в идеологию. Центр евразийства переместился в Париж, где с 1928 г. начался выпуск газеты "Евразия", в которой явно прослеживается влияние большевиков. Именно с этой газеты, которая призывала наладить контакты со страной Советов, теоретически обосновывая необходимость власти большевиков, и началось разложение и гибель евразийства. В 1929 г. и Карсавин, и Трубецкой окончательно порвали с евразийством.
